Сразу после сотворения мира. Татьяна Устинова

все Степаныч плотничал. – И зять вздохнул. – На все руки мастер был! И мужик отменный. А-а, чего там!..

      – Лешааа! – заголосили с улицы. – Да что за наказанье! Где ты есть-то?!

      – Вас Алексеем зовут?

      Плетнев кивнул.

      – Что вы хотели спросить?

      – Я все понимаю, и менты вас наверняка спрашивали, но я так, на всякий случай… Вы той ночью…

      – Я ничего не видел и не слышал, – перебил Плетнев, рассердившись. – Шел сильный дождь, а у меня крыша железная, дождь по ней очень шумит! Я не слышал ни-че-го. И ничего не видел.

      Виталий покивал, довольно горестно. Он все вытирал о шорты большие волосатые руки, и вид у него был растерянный.

      – Как бы мне этого гада… И, словно назло, ну никто ничего не видел, блин! Будто ослепли и оглохли все! Один он у меня был, понимаете? Никого из родни нет больше.

      Плетнев точно помнил, что Виталий сказал – зять.

      – А дочь где же? Дочь Николая Степановича? Если я правильно понял…

      – Умерла давно, – Виталий перестал вытирать руки и колупнул скамейку. – Одни мы были с дедом, а теперь и его не стало! Мне бы только этого гада…

      – Вы бы лучше в правоохранительные органы обратились, – дал ценный совет холеный жеребец Алмаз, и мужик махнул на него рукой.

      – Да это понятно все! Только кто там чего искать будет, в органах этих! Невелика потеря – деревенский дед! И главное, ведь порешил из своих кто-то, больше некому! Ну, некому больше! Тут никаких чужих сроду не было, откуда им взяться-то?! Чтоб сюда проехать, нужно пропуск получить, а это все непросто…

      – Непросто, – согласился Плетнев. Ему пропуск, ясное дело, оформляла секретарша.

      – Нужно, чтоб бумага была, в гости едешь или в дом свой, и от шоссе неблизко, просто так ногами не дойдешь! Да ясное дело, свой кто-то!

      – Леша, тудыть тебя за ногу! – закричала Валюшка.

      – Мне надо идти, – заявил Плетнев.

      – Вы, если чего вспомните, скажете?

      – Мне нечего вспоминать, Виталий. Я бы с радостью вам помог, но я на самом деле ничего не видел и не слышал.

      – Ну, оно понятно. И «Волгу» куда девать, ума не приложу!

      Плетнев автоматически посмотрел на машину с раззявленным багажником и поднятым капотом.

      Она приткнулась рылом почти к самой яблоне, и было совершенно понятно, что ездила она редко, вон даже трава не примята! А рядом, чуть левее, почти у самой дорожки, ведущей к дому, остались отчетливые, намертво засохшие глубокие отпечатки протекторов.

      И это оказались совершенно особенные протекторы!..