Сразу после сотворения мира. Татьяна Устинова

чудес.

      – Мне нужно идти.

      – Я вас провожу.

      Плетневу было все равно, проводит его одна из теток или нет, и спорить не хотелось.

      – Нелечка, непременно дай ему с собой обезболивающего!

      – Я помню, мама.

      – И еще раз извините меня, молодой… Простите, как вас зовут?

      – Алексей, – он хотел добавить «Александрович», но сказал: – Плетнев.

      – Очень, очень приятно. Я Нателла Георгиевна! А это моя дочка Нелечка!

      – Я уже понял.

      – Неля, надень панаму, там такой солнцепек!..

      – Мама.

      – Приходите к нам на обед! Мы вас позовем, непременно позовем!.. А когда вы собираетесь в город?..

      – Мама.

      Плетнев решительно не знал, куда идти, и младшая из теток пошла впереди, показывая дорогу. Участок был такой просторный, что ни дома, ни забора он не видел.

      Какое-то время они шли между деревьями по желтой дорожке, потом тетка остановилась, пошарила рукой, распахнула калитку и пропустила его.

      Впереди была короткая тенистая аллейка, а за ней деревенская улица, белая пыльная дорога, солнцепек.

      – Простите нас, – хмуро сказала тетка. – Ради бога, простите!.. Я вас просто умоляю. Мама… бдительная очень. И всего боится. Особенно змей и медведей. Я маленькая все лето ходила в резиновых сапогах, представляете? Чтобы меня случайно не укусила гадюка!

      Плетнев молчал.

      – Ей Николай Степанович голову заморочил! Он же егерь, все про зверье знает. А здесь, правда, года три назад было много медведей. Нас специально предупреждали, чтоб в лесу шумели сильно, когда за ягодами идем. Они шума не любят. И людей не боятся! А охотиться нельзя, заказник здесь…

      Плетнев вышел на солнцепек, прищурился и посмотрел вдоль совершенно пустой улицы.

      – Ну, правда, простите! Мы не хотели! Мама не хотела, ей-богу! Ей плохо стало, когда она увидела, что вас ударила, на самом деле!.. Простите?..

      – Для чего вам мое прощение? – вдруг спросил Плетнев, остановился и посмотрел ей в лицо. – Вы знаете ответ на этот вопрос?

      Тетка моргнула.

      – Я не стану подавать на вас в суд, и мне не нужна компенсация ущерба. Вы это уже поняли. Прощение мое вам зачем?

      Она как-то странно пожала одним плечом.

      – Вот именно, – сказал Плетнев, обошел ее, но остановился. – Оно вам не требуется. Вам нет до меня дела, и мне нет дела до вас и вашей мамы, кого она там боится!.. Мы с вами больше и не увидимся никогда! Зачем вы умоляете меня о прощении?.. К чему вам оно?..

      Он дошел до колючего куста с пышными белыми цветами, где давеча гудел шмель, и все же обернулся.

      Никого не было на пыльной белой дороге, ни единой живой души.

      – Лапочка ты моя, – закричал на него Николай Степанович не Гумилев, а егерь, когда он заходил в свою калитку. – Где это ты извозился так, язви твою душу!.. Дверь-то все захлобучена, я думал, ты на велосипеде укатил! Ты через терраску, что ль, вышел?

      Плетнев прикрыл за собой калитку и накинул крючок.

      – Я тебе там огурчиков приволок, с грядки прямо! На терраске поставил! И морковки! Сахар чистый, а не морковь!