Бернарда. Вероника Мелан

* *

      Мне точно всегда нравилась эта узкая и жесткая кровать?

* * *

      Они смотрели на меня как на чужую.

      А я улыбалась.

      Оказывается, лица коллег почти забылись, выцвели и вытерлись, равно как и половина английских слов за ненадобностью. И на тот сертификат о чьем-то замужестве, который требовалось перевести, я все равно не смотрела. Качалась на стуле, праздно глазела на ставший непривычным офис, игнорируя удивленный взгляд Валентины Олеговны.

      Как пыльно, тускло и занудно. И какая-то безнадега в воздухе. Вечное стучание пальцев по клавишам, отбывание безрадостных рабочих часов «от» и «до», чтобы попытаться найти утешение в сумерках вечера, а утром начать все по кругу: подъем, умывание, завтрак, автобус, офис и снова вечер.

      Татьяна старательно прятала нездоровый интерес к моей изменившийся внешности, но в какой-то момент не удержалась.

      – Диночка… – елейно начала она.

      – Бернарда, – холодно поправила я.

      Таня на мгновение замерла, получив по носу невидимый щелбан. Но любопытство взяло верх, вопрос все-таки прозвучал.

      – …Ты каких пиявок наглоталась, чтобы за выходные так похудеть?

      – Хороших. Заморских. – спокойно ответила я, составляя один-единственный документ, над которым было желание работать. – Только вот от злости они не избавляют, а посему тебе не помогут.

      Она осела, отступилась, даже не решилась пойти в дальнейший бой. Просто дала задний ход, как мелкая гиена, чувствующая близкое присутствие по-настоящему сильного хищника, тягаться с которым себе дороже. Забилась за свой стол, утихла, не разозлившись, а больше растерявшись.

      Я же допечатала документ, вывела его на принтер и положила еще теплый лист на стол администраторше.

      – Заявление об уходе? – оторопело прочитала та. – Ты это серьезно?

      Офис ошеломленно притих.

      Я снова улыбнулась.

      Все. Это все больше не мое. Не вернусь сюда, даже если в жизни не останется ровным счетом ничего. Хватит с меня пыльной скуки. Да и дело было не столько в пыли, сколько в осознании того, что я изменилась. Видимо, насовсем.

      Ближайший пункт обмена находился неподалеку, за углом. Кутаясь в старый необъятный пуховик, я пересекла улицу. Чадили автобусы, крутились у киоска, покупая сигареты, подростки, кряхтела от непосильно тяжелой сумки пытающаяся вскарабкаться на тротуар бабка. Я ловко плыла в общем потоке людей. Болтали о своем симпатичные студентки, говорили по телефону в показушно дорогих авто «бизнесмены». Чванливо так, с затаенным выражением брезгливости и превосходства на лицах.

      Мне было не до них.

      Скрипнула тяжелая металлическая дверь – дохнуло спертым теплом.

      Вытащив из кармана деньги, я обратилась к кассирше:

      – Мне сто евро и сто долларов, пожалуйста.

      Искаженный в динамике женский голос назвал нужную сумму в рублях, которую я положила в лязгнувший царапанный лоток.

      Денег при увольнении выдали немного,