Сарматы. Рать порубежная. Сергей Нуртазин

положили длинный меч, у правой акинак и кинжал с прямым перекрестьем и кольцевидным навершием на рукояти. Прославленный воин и единоборец Туракарт с малых лет любил мечи, их он забирал собой в небытие. Копье, лук и колчан со стрелами для войны и охоты легли рядом, у правой руки. Туда же, по обычаю, поместили разрубленное на куски бронзовое зеркало Туракарта, а также все, что могло понадобиться сыну вождя в иной жизни: оселок, кремень, огниво, серебряную чашу, медный ковш, кувшин с питьем. Вынув из котла переднюю ногу барана, Евнон положил ее в широкую глиняную миску, отдал Умабию:

      – Положи в могилу брата. Путь Туракарта будет долгим… Наверное, ему больше пришлось по душе, если бы мы положили в могилу тушу кабана. Тогда бы он, в мире ушедших предков, насладился мясом своего убийцы…

      Последним за хозяином отправился верный Кахар. Горд лично умертвил коня у могилы Туракарта.

      Справив тризну по сыну вождя, аорсы покинули печальное место упокоения предков. Соплеменники оставили Евнона в одиночестве. Таково было его желание.

      Предводитель аорсов печально смотрел на невысокий холм, насыпанный над могилой сына, и мысленно перебирал памятные вехи его жизни. Вот он в первый раз сажает маленького Туракарта на коня, вот дарит меч, признавая его воином, вот они бок о бок сражаются с парфянами… На миг Евнону показалось, что холм окрасился кровью… Нет, это уходило за горизонт красное закатное солнце. Солнце жизни его сына…

      Глава третья

      Когда они появляются конными отрядами, едва ли какой народ может им противостоять.

Тацит

      Евнону не спалось. Горькие мысли и воспоминания о Туракарте не давали ему заснуть. Он повернулся набок. Рядом спала Донага. Переживания последних дней утомили ее. Евнон позавидовал ей. Сон помогает хотя бы на время уйти от невзгод. Погладив жену по теплому плечу, он встал и тихо вылез из повозки.

      Свежий весенний ветерок пахнул в лицо запахом молодых трав. Вдохнув полной грудью степной воздух, он посмотрел на небо. Оно было прекрасно. Богиня сна – Ночь укрыла первозданную ширь степи черным покрывалом, усыпанным россыпью звезд, будто золотыми бляшками.

      Степь замерла. Только плеск воды в реке, брачные песни лягушек, стрекотание сверчков, уханье сов и редкое тявканье шакалов нарушали разлившуюся по ней тишину. Но для Евнона это не было тишиной – это была ночная песня степи, песня его народа.

      «Жаль, Туракарту уже не придется увидеть этой ночной степи, и услышать ее поющей тишины», – мелькнуло в голове Евнона. Словно вопреки его мыслям перед ним возник сын – живой, красивый. Отгоняя наваждение, Евнон потер лицо ладонью. Видение не исчезло. Его и не было. Перед ним стоял младший сын Умабий.

      «И ему не спится, видимо, тоже терзает потеря брата…» Захотелось подойти, утешить. Не подошел, не утешил. Кратко бросил:

      – Готовься, тебе быть старшим в роду, – повернулся, зашагал к повозке.

      Уснуть удалось только после полуночи…

      С