Королева полтергейста. Юлий Буркин

никак нельзя было бы от него ожидать: быстро и старательно КРЕСТИЛСЯ.

      Маша, готовая от испуга и непонятности происходящего расплакаться, поставила заварник на стол и выбежала из кухни. Но почти сразу к ней в комнату вошла мать и спросила строго:

      – Маша, что тут у вас произошло, пока я была в больнице?

      – Ничего особенного, – соврала та, – может быть, что-нибудь случилось, когда меня не было? В субботу и в воскресенье я у Алки ночевала.

      – Почему?

      – Степан Рудольфович в пятницу напился, мне было скучно дома одной, и я ушла.

      – Похоже, он пил без продыху все три дня. По-моему, это называется «белая горячка». Он все время твердит: «Чайник летает, чайник летает» – и больше ничего не может сказать.

      И тут Маша вспомнила, как отчим за столом смотрел словно бы сквозь нее, как затем вел себя, и странная догадка посетила ее.

      – Мам, знаешь, по-моему, он меня не видит, – высказала она свою мысль.

      – Как это?

      – Не видит – и все. Я взяла чайник, понесла, а ему казалось, что чайник летает сам собой, понимаешь?

      – Как это можно – человека не видеть? Чепуха какая-то!..

      – Сама знаю, что чепуха, но прикинь, чего он тогда так перепугался? Знаешь, как он смотрел на этот дурацкий чайник?..

      – Ну-ка, пойдем, – потянула ее мама за рукав, – пойдем проверим…

      Когда Маша вошла в комнату, Степан Рудольфович во все глаза глядел на нее. Выходит, догадка ее неверна. Но, пройдя внутрь, Маша убедилась, что смотрел он не на нее, а на открывшуюся дверь, потому что взгляд его не следил за вошедшей, а остался прикованным к проему, в котором показалась мать.

      А Маша, вновь увидев его в том самом кресле, памятью кожи ощутила его липкие ладони, а затем цепочка ассоциаций вмиг привела ее к недавнему обмороку. И тогда отчим смотрел на нее точно тем же взглядом, что и сегодня на кухне. А еще ей вспомнилось то удивительное чувство исчезновения из реального мира… В это время очень ненатуральным голосом (плохая из нее актриса) мать спросила:

      – Степушка, а где Маша?

      – Я же тебе сказал уже, – раздраженно отозвался отчим, – не знаю я. У подруги какой-нибудь, наверное. Дочка, нечего сказать. Знает ведь, что ты сегодня выписываешься, так хоть бы заглянула, поздоровалась.

      Маша почувствовала, как ее страх перед этим подлым человеком уступает место ненависти.

      – А когда ты ее в последний раз видел? – продолжала экспериментировать мать.

      – В пятницу. Эта сучка надерзила мне, я хотел было ее наказать, а она сбежала.

      «Ах, вот как ты меня называешь, когда меня нет дома?! – подумала Маша и поймала на себе виноватый взгляд матери. – Я, значит, надерзила тебе? А ты, значит, меня воспитывал? Так это теперь называется? Гад!»

      Она пришла в ярость. Она уже окончательно уверовала в то, что сверхъестественным образом стала для отчима невидимой. Уверовала в свою силу.

      «Ну, сейчас я тебя проучу! Сейчас ты у меня узнаешь… – и от злости она даже вспомнила вычитанное недавно