Дорога к саду камней. Юлия Андреева

совершенно прав, – Фудзико отвесила поклон мастера словесных баталий, – самураю не достойно мечтать о роскоши, но он обязан думать о своем сюзерене. А вашему сюзерену Токугава-сан вы можете понадобиться в любой момент, причем живым и здоровым. Должно быть, господин еще не забыл, как мучился со спиной, после того как заснул в прошлом году на голой земле у ручья? Что же до цирюльника, то в городе или деревне самураи должны оставаться самураями. Тем более самураи господина!

      При воспоминании о проклятом радикулите Ал поморщился.

      – Хорошо, Фудзико-сан. Вы совершенно правы. – Кивнул он ей после минутной паузы. Ради нашего сегуна, ради даймё Токугава, которому я верно служу… В общем, давайте ваших массажистов и… – он затравленно глянул на молча торжествующую жену, – и цирюльников, что б их.

      Отчего-то во всех словесных битвах неизменно побеждала она – внучка и дочка даймё, самурай из рода Усаги, его жена Фудзико.

      Ал встряхнул головой, словно скидывая с себя овладевший им морок.

      – Я собрал вас для того, чтобы объявить, что в мое отсутствие я поручаю наш дом и всех, кто в нем находится, заботам моего сына Амакаву. Вчера ему исполнилось тринадцать лет, и я хочу, чтобы все слушались его так, словно это мои собственные распоряжения.

      Все согласно поклонились Алу и затем Амакаву.

      Говоря это, Ал избегал встречаться глазами со старшим Минору, официально являющимся его приемным сыном и не имеющим права наследовать за Алом. Но на самом деле давным-давно уже ставшим дороже его родных детей. Много раз, ругая себя за то, что не в состоянии любить всех одинаково, Ал снова и снова ловил себя на том, что своим врожденным благородством, верностью и готовностью пожертвовать ради приемных родителей своей жизнью и честью Минору превосходит всех, кого он знал.

      Это был удивительно красивый и статный шестнадцатилетний юноша, носивший два меча у пояса и уже принесший клятву верности своему сюзерену. С детских лет Минору был лучшим другом Ала, они вместе охотились, тренировались на плацу, брали коней и уезжали на всю ночь куда-нибудь к реке, где разбивали с самураями небольшой лагерь. Неизменно в отсутствие Ала Минору находился подле матери, помогая ей следить за младшими детьми и управляться со слугами, и вот теперь Ал невольно предавал своего лучшего друга, любимого, хоть и не родного сына.

      Впрочем, Минору всегда знал, что все будет именно так. И наследником Ала окажется не он, а Амакаву. Знал и безропотно принимал это.

      Когда Ал со свитой удалились, Амакаву толкнул плечом Минору, так, что тот качнулся, нечаянно ступив ногой в лужу.

      – Какой же ты неуклюжий, Минору. – Он смерил брата презрительным взглядом. – Надо быть аккуратнее с хозяйским добром. Сначала тзори[14] в грязи, затем кимоно… – Амакаву поцокал языком. – Вот что, братец, сдай-ка ты для начала оружие.

      Минору побледнел, но подчинился. Отец был уже далеко и не мог вступиться за него, к тому же Ал приказал

14

Тзори – плетеные сандалии.