Альпийский синдром. Михаил Полюга

в себе судорожный вздох и отступила вглубь коридора.

      Боком проскользнув мимо нее, я прошел в комнату, где некогда, давно и неправдоподобно, угощал Мартынчука зайчатиной в сметане, обогнул стол и, загородившись им, устало сел на диван. Пружины скрипнули и поплыли, – и, если бы не Дашины глаза, испуганные и вопрошающие, я тотчас прилег бы на подушку и закрыл глаза. Но Даша молча стояла в проеме двери и, сжимая запястье одной руки пальцами другой, смотрела во все глаза, – и я не рискнул ни лечь, ни заговорить с нею – сидел и трусливо уводил взгляд, блуждал им по стенам и потолку, как напроказивший школьник.

      – Что? – спросила наконец Даша.

      – Надо бы Николаевича к врачу, – подал из коридора голос Игорек. – Ничего страшного, только рука… Что вы, нет никакого перелома! Но хорошо бы врача, врач посмотрит и скажет…

      – Так, иди-ка сюда! – ухватив Игорька за предплечье, Даша втолкнула его в комнату и указала на стул. – Садись, рассказывай!

      Ерзая на стуле и переглядываясь со мной – так ли говорит, как нужно? – Игорек стал рассказывать о происшествии на дороге, путаясь и привирая, вернее, не договаривая о том, о чем, по его понятию, не стоило говорить. Я угрюмо молчал, тогда как Дашино лицо все более мрачнело, вытягивалось, и уже не сжимала, а теребила она запястье, взглядывая на меня, как на малого ребенка, – и тревожно, и жалостливо, и с немым укором.

      – А ты не расшибся? Отделался царапинами? Что за царапины?

      Игорек отмахнулся: все хорошо, царапины и царапины, большое дело.

      – А машина?

      Нехотя, сквозь зубы, Игорек поведал о разбитой «семерке».

      – Ну вот, ну вот! – сказала Даша и, стараясь придать твердости голосу, подплывавшему слезами, подошла ко мне и, хмурясь, с возгласом: «Ну-ка!» – осмотрела поврежденную руку, бережно коснулась плеча, затем решительно стянула косынку и тряхнула волосами. – Собирайся. Поедем в травмпункт.

      – Черта с два! – буркнул я злобно. – Чтобы зафиксироваться в журнале происшествий? Ничего умнее придумать не могла? Позвоню Синицыну, этот сидит в госпитале допоздна. К Синицыну, говорю!.. Телефон дай…

      Начмед госпиталя инвалидов отечественной войны Синицын Леонид Львович, мой давний приятель, поднял трубку после первого же гудка, точно ждал и не мог дождаться, чтобы кто-нибудь ему позвонил.

      – Слушаю вас внимательно, – прогудел преувеличенно бодрый голос, и сомнения меня обуяли, я даже переспросил: «Леонид Львович?» – но тотчас меня уверили: – Кто ж еще?! А это у нас?.. Ты, что ли, Михайлов?

      – Он самый. Водку пьянствуешь?

      – Окстись! Врут, что доктора спирт хлещут. Я предпочитаю коньячок. – В трубке зачмокало, и я не без зависти сообразил, что там, на том конце провода, закусывают лимончиком. – Ты где? Давай заходи! Только быстро, источник иссякает…

      Я сказал: и ладно, и бог с ним, с источником – припадать не намерен. А звоню по делу: нужен толковый хирург или ортопед.

      – А патологоанатома не хочешь? Ладно, шучу. Ортопед имеется, он