Любовь из найденной папки. Леонид Жуган

>

      «Простите мне сердце…»

      Булату Окуджаве

      Простите мне сердце,

      Любимые девы мои,

      И пьяные герцы,

      Что так бестолково толкутся в крови.

      Забудьте мой образ.

      Где раньше был рай – теперь ад.

      Любви моей возраст

      Теперь лишь читает про вишневый сад.

      Забыл я походы,

      Забыл я про пушки, картечь и мечи.

      Лишь садик вишнёвый,

      Сигары и кресло – вот девы мои.

      И только под вечер,

      Когда вдруг заноют все раны во мне,

      С фатой подвенечной

      Приносит вас ветер, любимые, мне.

      Прощай, револьвер мой,

      Прощай, моя сабля, зовущая в бой!

      Теперь я покорен,

      Меня покорил мой вишнёвый покой.

      Ковбоя убили,

      Но кровь, зарастая, зовёт:

      А вы отомстили,

      Любимые звёзды, за ласковый лёд?

      Но что-то не сбылось:

      Наверно, не зря – будто рядом мой конь.

      И всё же случилось:

      И снова пришла – и зажгла мой огонь.

      И сад мой мне – поле,

      Как бранное поле во сне!

      С тобой я на воле,

      С тобой я спокоен, как всадник в седле!

      «Южный Крест не видел никогда…»

      Южный Крест не видел никогда

      И меня он тоже не узнает.

      И тебя, Полярная звезда,

      Кто-то так на Юге вспоминает.

      Знаю, что на свете есть любовь

      И срывают счастье у ромашек.

      Сколько ж под Полярною звездой

      За тебя я осушил рюмашек!

      Где-то Южный Крест – и где-то ты.

      Ты теперь, как южное созвездье:

      Не найти у северной звезды —

      И узнать друг друга бесполезно.

      «Мы не увидим пены Ниагары…»

      Осипу Мандельштаму

      Мы не увидим пены Ниагары

      И так, как раньше, не закурим «Приму».

      Звонит мобильник, но пустую тару

      Уже никто и никогда не примет.

      О сердце, сердце! Без кардиограммы —

      Как я без паспорта – тебя и нет на свете.

      Лишь две луны, и две оконных рамы,

      И два стакана – жалкие приметы

      Того, что завтра позвонит мне Толик

      И принесёт два «Туборга» холодных.

      Мы похмелимся, братцы, но не боле.

      А килечку – для псов голодных.

      «У моей оградки дождик мается…»

      У моей оградки дождик мается,

      Птички беззаботные поют,

      Тихо жду, когда мой крест завалится

      И плиту на холмик привезут.

      Буду ночью пялиться со звёздами

      Черепом безглазым и смешным

      На плиту мою красивую и чёрную,

      Где мне написали, как просил:

      «Он любил вас, знаки препинания.

      После школы – только вас учил.

      Запятых не обижал сто граммами

      И тире, как водочку, любил!»

      «Я лежу у белого забора…»

      Я лежу у белого забора

      И сейчас я буду умирать.

      Каюсь, крал и был девчонок вором,

      Только совесть не успел продать.

      Повезло, конечно же, случайно:

      Любят черти водку на Руси.

      Не пропили б – был бы Ванька-Каин.

      Господи, спаси и пронеси!

      Я лежу с ниспосланным стаканом,

      Позабытый всеми, но не Им —

      Им спасённый этой смертью пьяной

      От греха, что был неотвратим.

      Умер я с бутылкою в обнимку,

      Но довольный, что оставил в ней

      Полстакана чёртовой горилки

      Для пропивших пьяницу чертей.

      Последний луч

      Шум затих, я вышел на дорогу.

      Ещё звёзды не расселись по созвездьям.

      И последний луч с портрета Бога

      Веселит соседние деревни.

      Милая бескрайняя равнина,

      Так необходимая для глаза,

      Будто никогда тебя не видел,

      Будто