Сепаратизм. Андрей Михайлович Белоглазов

p>

      Разговор в действительности имел место быть.

      Еду на скором поезде из Сибири в Москву, дело к Первому маю близится – цены на авиабилеты взлетели, а я еще и поиздержался, отмечая День Космонавтики. В общем, не хватило на авиаперелет. Купе, верхняя полка. Соседи мои – семья тридцатилетних, с маленьким ребенком. Здороваемся, но не знакомимся. Это раньше так было в поездах, знакомились сразу и для начала совместно поедали припасы, угощая друг друга. Сейчас все по-другому, хорошо хоть поздоровались. А бывает и так: я намедни с Москвы до Питера ехал в двухэтажном вагоне, в купе кроме меня только москвич был, так я ему с порога: «Здравствуйте», а он, не слова не говоря, отвернулся от меня к стене. Захватило, помню, меня бешенство – тебе что, падла московская, лениво «здравствуйте» процедить? Таких надо просто убивать, предварительно вытаскивая за рога для обработки в тамбур. Но я сдержал себя, постарел, да и с поезда уже снимали, было дело. Ныне, значит, поздоровались и ладно, полез я на верхнюю полку спать. Соседи расположились внизу. Соседка – полная женщина вместе ребенком – белокурой девочкой лет двух с одной стороны, сосед – высокий мужик с другой. Выспался. Спустился вниз, по нужде, затем налил чаю. Сосед еще спит – здоров! Соседка сразу поднялась:

      – Да вы присаживайтесь, поешьте.

      – Спасибо.

      Поел и наверх думать, читать электронные книжки. За день спускался еще несколько раз поесть и смотреть в окно. Просторы, перелески, железнодорожные полустанки и переезды, где ожидают проезда поезда короткие очереди автомобилей. Жизнь в России теплится вокруг городов, а так все в запустении, покажутся брошенные или покосившиеся домишки и все. Поезд – скорый, на станциях останавливается на одну-две минуты, проводница в фирменном сером кителе РЖД на перрон не выпускает. Остановок минут на пятнадцать-двадцать всего около пяти за двое суток дороги. Застоявшиеся пассажиры вываливают из поезда покурить, продышаться и купить что-нибудь в дорогу. Правда, почти повсеместно идет дождь, поэтому пассажиры долго не задерживаются, да и торговля никакая. Либо ларьки на перроне, либо вообще надо заходить в здание вокзала, цены выше в два-три раза магазинных. Очевидно, торговлю крышует жадное железнодорожное начальство. Ассортимент гастритный – сладкая вода ядовитых расцветок, минеральная вода незнакомых названий и очевидно сомнительного качества, кукурузные чипсы, сдоба – несъедобная продукция местных хлебокомбинатов, соевая лапша, клейстер, видимо по ошибке, попавший в фасовку для поедания под названием «Пюре картофельное», а не в ассортимент строительных магазинов с биркой «Клей обойный», мороженное не везде. Еще совсем недавняя торговля на перроне запрещена. А жаль! Где горячая картошечка, соленые огурчики, домашние пирожки, холодное пиво, раки? Я, конечно, кроме пива, обычно это не покупал, но люди же брали! И всяко, несмотря ни на какое несоответствие санитарным и налоговым нормам, это было вкуснее и дешевле предлагаемого ассортимента. Пить в поезде нельзя. Наряды линейной полиции дежурят на перронах, ходят по коридорам вагонов, заглядывают в купе. Наверное, это правильно. Но бутылка пива, как средство для дальнейшего сна не помешала бы. Иду в вагон-ресторан – там можно. От моего вагона до цели – двадцать четыре двери – целое путешествие. По дороге расходимся с двумя сотрудницами железнодорожного общепита, которые тащат сумку выкрикивая: «Шоколад, булочки, печенье, конфеты, газированная вода. Заказ горячих обедов, завтраков, ужинов». И по кругу. В ресторане интересуюсь:

      – Пиво есть?

      – Есть «Тройка» по пятьсот рублей, –отвечают мне.

      – Нет, спасибо.

      Помойный газированный евролагер за пятьсот рублей? В пивном кабаке я за такие деньги могу выпить бокал самого дорогого европейского пива, заботливо доставленного свеженьким в кегах самолетом! Ну, РЖД учудил. Двадцать четыре двери, опять встреча с кричащими железнодорожными распространителями, сумка, которую они тащат ни сколь не похудела, и на верхнюю полку. Соседи заказали для ребенка горячее питание. Посмотрим. Принесенный за четыреста рублей ужин – салат и макароны с тефтелькой откровенно не вдохновил. Ребенок съел лишь несколько ложек макарон. Салат попробовал проснувшийся сосед и скривился от перекислого вкуса соленых огурцов. Он курильщик, взял электронный стикер и пошел курить в туалет. Вернулся. Вслед за ним по коридору пробежала бортпроводница:

      – Граждане пассажиры кто курит? Штраф три тысячи рублей, если кого поймаю. У нас здесь маленькие дети, уважайте права некурящих пассажиров.

      – Мои бы гражданские права курильщика кто уважил, – заваливается снова спать сосед.

      Скучно.

      Поздно вечером к нам в купе подсаживается пассажир, бородатый пузатый мужик. Ему на второй этаж залезть очень тяжело, с его весом подпрыгнуть, отжаться на руках и перенести вес на полку нереально, поэтому он скрупулёзно раскладывает две лестницы, лезет раскорячившись и задевает меня ногой. Возникает острое чувство неприязни, не люблю, когда меня ногами задевают, но молчу. Отожрался человек, за собой не следит, что тут поделаешь. Следующее утро встречаю по расписанию: санузел, кофе, просмотр видов из окна, выход на станцию, снова заоконные пейзажи. Возвращаюсь в купе, соседи наши все