Дети апокалипсиса. Дмитрий Рус

молоко серпуховского завода «Стальное вымя»! Стратегический продукт на случай ядерной войны. Срок хранения – до первого археолога следующей цивилизации!

      Утробный вой обделенного кота приводит меня в чувство. Эйфория отступает, возвращая контроль дорвавшемуся до водопоя разуму.

      Глянув на отощавшего, тоскливо завывающего на одной ноте Ратника, я поперхнулся и ощутил дикий стыд. Тут же припомнилась заботливо принесенная котом любимая игрушка, которую он обычно ныкал от всех и гонял по квартире исключительно ночью. А уж какой жертвы стоил для голодного животного пойманный и заботливо отложенный для меня голубь – человеческим умом не понять…

      – Прости, дружище, сейчас налью! Где-то тут тарелка валялась…

      Отыскав присыпанную мукой посуду, щедро наполняю ее до краев. Пить по-прежнему хочется неимоверно, но трепыхнувшуюся было жабу душу на корню.

      И хлеба горбушку – и ту пополам…

      В животе забурлило, резкая боль скрутила кишки. Причем серьезно так, до скрипа зубов и невольных слез из глаз. Приступ прошел через пару секунд, отпуская и великодушно позволяя сделать вдох. Сдавленно матерюсь, хватаюсь за живот и ковыляю в туалет. Света нет, половая плитка заминирована кошачьими кучами. Судя по количеству – проспал я не меньше недели.

      – Аристократ хренов… – бормочу я вполголоса, старательно игнорируя мутные непонятки.

      Кот у меня брезгливый – дважды в грязный лоток не ходит. Страдает, орет, но обычно терпит.

      – Твою же мать… – воды в унитазе нет, финский фаянс покрыт ржавыми разводами.

      То ли высохла, то ли кот выхлебал. Ну да – аристократ аристократом, но жить захочешь – еще не так раскорячишься.

      Бачок также оказался пустым. Однако взбунтовавшийся кишечник вновь стегает меня болью, отключая сознание и на минуту превращая в животное, спешно избавляющееся от яда. Меня рвет черной желчью, слезы заливают глаза, из носа лениво струится густая кровь.

      Как ни странно – после аварийной чистки мне реально полегчало. Голова прояснилась, дрожь ушла, руки вновь обрели силу. Решив наполнить туалетный бачок, я с удивительной легкостью сворачиваю головы вздувшимся баклажкам с забродившим квасом.

      Тело действительно изменилось. Подкожного жира почти не осталось. Мышцы уплотнились, просев в объеме, но заметно прибавив в твердости.

      Вновь забив на непонятки, я обтираю лицо, оторвав от разлохмаченного рулона длинный кусок туалетной бумаги. Совком сгребаю кошачье добро, меняю наполнитель в лотке. Ратник нависает над душой, внимательно контролируя процесс и поощрительно тыкаясь в ноги.

      Отодвинув наполненный ящик в угол, отряхиваю ладони и делаю приглашающий жест:

      – Прошу!

      Кот прыжком влетает в лоток, в три гребка выкапывает котлован, пристраивается сверху в позе лотоса и счастливо выпучивает глаза.

      Подмигиваю:

      – Почти как оргазм, да?

      Оставляю задумчивого кота в одиночестве, спешу в нашу с сеструхой комнату. Да, живем мы не