Будни и праздники императорского двора. Л. В. Выскочков

неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью. Но я могу быть подданным, даже рабом, – но холопом и шутом не буду и у царя небесного. Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит читать их царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться – и дать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! что ни говори, мудрено быть самодержавным»[102].

      Николай I не дал хода письму, а гнев Пушкина постепенно утих. В письме к А. X. Бенкендорфу от 6 июля 1834 г. он попросил вернуть свое прошение об отставке. Между прочим, он писал об императоре (вероятно, искренне): «Государь осыпал меня милостями с той первой минуты, когда монаршая мысль обратилась ко мне. Среди них есть такие, о которых я не могу думать без глубокого волнения, сколько он вложил в них прямоты и великодушия. Он всегда был для меня провидением, и если в течение этих восьми лет мне случалось роптать, то никогда, клянусь, чувство горечи не примешивалось к тем чувствам, которые я питал к нему»[103].

      В последующие месяцы А. С. Пушкин остался верен себе. В июне камер-юнкер известил обер-камергера, что не сможет быть на праздновании дня рождения императрицы 1 июля в Петергофе, приглашение на которое почиталось за высокую честь. Судя по всему, отказаться ему не удалось; B. А. Соллогуб видел его в придворной карете, заметив, что «из-под треугольной шляпы» лицо поэта «казалось скорбным, суровым, бледным». Другой очевидец, В. В. Ленц, заметил Пушкина, «смотревшего угрюмо» из окна «дивана на колесах», то есть придворной линейки[104].

      Камер-юнкер Пушкин пренебрег приглашением на главный праздник и не вызвал жену из деревни, лишив возможности императора танцевать с ней. Конфликт углублялся. 25 июня 1834 г., в день рождения Николая I, Пушкин вручил А. X. Бенкендорфу прошение об отставке. Автограф письма имеет дату 15 июня: «Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу и покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение»[105].

      Многие современники воспринимали придворную службу А. С. Пушкина как трагикомедию, не понимая подлинной причины призвания А. С. Пушкина ко двору. Граф В. А. Соллогуб в своих воспоминаниях писал: «Жена его была красавица, украшение всех собраний и, следовательно, предмет зависти всех ее сверстниц. Для того, чтоб приглашать ее на балы, Пушкин пожалован был камер-юнкером. Певец свободы, наряженный в придворный мундир, для сопутствования жене-красавице, играл роль жалкую, едва ли не смешную. Пушкин был не Пушкин, а царедворец и муж. Это он чувствовал глубоко. К тому же светская жизнь требовала значительных издержек, на которые у Пушкина часто недоставало средств. Эти средства он хотел пополнять игрою, но постоянно проигрывал, как все люди, нуждающиеся в выигрыше»[106].

      Последнее обстоятельство было еще одной причиной, препятствовавшей в июне 1834 г. встрече поэта с императором.

102

Пушкин Л. С. [Дневник 1833–1834 гг.] С. 329.

103

Цит. по: Принцева Г. Л. А. С. Пушкин и Зимний дворец // Пушкин и Зимний дворец / Государственный Эрмитаж. [Выставка. Пушкин и Зимний дворец. 200 лет со дня рождения А. С. Пушкина] / Авторы концепции: Г. Н. Комелова, Г. А. Миролюбова.

А. Г. Побединская, Г. А. Принцева, А. А. Тарасова. СПб., 1999.47 с. [Каталог]. С. 9. См. также: Горбачева Н. Прекрасная Натали. М., 1988. С. 185.

104

Пушкин Л. С. Письма к жене. Л., 1986. С. 64–65; Соллогуб В. Л. Воспоминания. М.; Л., 1931. С. 594; Ленц В. В. Приключения лифляндца в Петербурге // РА. 1878. Кн. 1.

C. 451–452. Цит. по: Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. С. 106.

105

Пушкин Л. С. ПСС. [В 16 т.] Т. 15. С. 165.

106

Соллогуб В. Л. Петербургские страницы воспоминаний графа Соллогуба. С. 184.