Мой личный враг. Татьяна Устинова

рода. Учить русский язык в семье считалось хорошим тоном.

      – Надо же! – искренне восхитилась Александра – чуть ли не впервые в ее журналистской практике ей попался иностранец, говорящий по-русски.

      Он учтиво стоял рядом, и было непонятно, что ей теперь делать – протиснуться мимо него вместе со своим бутербродом к окну или завязать с ним легкую и приятную беседу. Места между столом и французом было мало, поэтому Александра выбрала беседу, проклиная на чем свет стоит Вику, флиртующую с Димкой. Пусть бы сама развлекала своего француза – она, Александра, светскими талантами никогда не блистала.

      – Вы впервые в Москве? – поинтересовалась она со всей непринужденностью, на которую только была способна. Должно быть, со стороны они выглядели забавно – изящный француз и она, зажавшая бутерброд в горсти, как последнюю гранату.

      – Родители привозили лет тридцать назад. Я помню все очень смутно, – ответил он и опять улыбнулся смущавшей ее улыбкой. – Сейчас многое в Москве изменилось, верно?

      Пожалуй, акцент в его речи все-таки был. Вернее, даже не акцент, а легкий намек на него, некая приятная неправильность интонации, которую трудно сразу уловить. Да, а как же его зовут? Она не собиралась с ним разговаривать и была уверена, что его имя ей не понадобится, поэтому плохо слушала Вику, когда та представляла их друг другу. И что теперь делать? Спросить? Или обойтись предложениями без обращения?

      – Прошу прощения, – сказала Александра несколько смущенно, – но я не запомнила вашего имени. Меня зовут Александра Потапова. Я журналистка. Работаю корреспондентом в «Новостях» на первом телевизионном канале. – До сих пор, представляясь, она испытывала прилив жгучей гордости. – А вы?

      – Меня зовут Филипп Бовэ, – ответил француз, ничуть не смущенный нарушением этикета: наверное, он сам разбирался в нем не слишком хорошо. – Я приехал в Россию писать книгу. Пробуду здесь, возможно, около года.

      – Вы журналист? – спросила Александра. В то, что он знаменитый писатель, она как-то не очень поверила.

      – Не совсем журналист, – ответил он, подумав. – Когда-то хотел быть журналистом. Но так им и не стал. Появились… другие дела.

      Понимающе кивая, Александра думала о том, как бы повежливее отойти от него. Конечно, она уже не школьница-переросток, а вполне зрелая женщина с надежно упрятанными комплексами, но все-таки возвышаться над ним – маленькое удовольствие. Хотя он был не намного ниже, сантиметра на три, пожалуй… Но и три сантиметра ее нервировали.

      – Кажется, я не даю вам есть, – догадался француз.

      – Я сегодня очень устала, – доверительно сообщила ему Александра, с сожалением рассматривая рыбу на прозрачном ломтике свежего хлеба: откусить при нем она не решалась. – Пятница – самый трудный день. Обязательно произойдет что-нибудь непредвиденное. Перед выходными все стараются как следует накачать народ, чтоб никто, не дай бог, не забыл, в какое ужасное время мы живем…

      – Накачать? – переспросил он недоуменно.

      Александра