И нет мне прощения. Татьяна Гармаш-Роффе

умеет написать…

      – А я не умею? – возмутилась Манон.

      – Подожди, не баламуть. Касьянова умеет написать круто, при этом без конкретных имен. Намек будет прозрачным, но никто из них шум поднимать не станет – не посмеет признаться, что узнал себя в портрете! По принципу «неча на зеркало пенять, коли рожа крива»! Она это отлично умеет, можешь мне поверить. Поставим статью на нашем интернет-портале, там у нас жизнь посвободнее.

      – Уговорила… Как с ней связаться?

      – Погоди, она, по-моему, сейчас в редакции. Жди у телефона.

      Через несколько минут Манон ответил приятный голос: «Александра Касьянова, слушаю вас»… Что-то в нем было золотистое и светлое, как глаза Наташи и Павла.

      – Давайте сделаем так, – выслушав, произнесла журналистка. – Через три дня мы всей семьей улетаем в отпуск, так что статью я не могу обещать вам раньше, чем вернусь. Но приходите ко мне в редакцию завтра. Часов в одиннадцать, вас устроит? Обсудим детали, а в отпуске я напишу черновик. Покажу вам по возвращении, внесем уточнения, и тогда уже опубликуем. Лады?

      Манон согласилась. По большому счету, выбирать не приходилось. Только если обратиться к папе, чтобы он нажал на нужные рычаги… И тогда деньги ей, без сомнения, понесут… Но ей хотелось, с помощью журналистки Касьяновой, пробудить в людях… в спонсорах… совесть. В конце концов, ее фонд – благотворительный, а это такая вещь… вопрос совести! Они должны, просто обязаны очнуться! Понять, что нельзя тратить по миллиону зеленых на Деда Мороза для грудного ребенка, который ничего не смыслит! Когда рядом есть нуждающиеся, несчастные, больные… Тем более такие светлые люди, как Наташа! И ее старший брат…

      Она еще не рассказала о них Александре. Но уже чувствовала, что журналистка на одной с ней волне. Манон приведет ей этот пример завтра. И они вместе сделают такую статью, после которой никто из раздолбаев не посмеет уклониться от взносов в ее фонд!!!

      Посмотрев в зеркало, она одернула шелковый свитер и села за стол: сейчас к ней должны прийти Наташа с Павлом…

      Однако первым в ее кабинет вломился Петька. Петр Ломов (фамилия очень подходила к его наглой морде!), красавчик, сынок одного банкира.

      – Манюша, душенька! «А я денежку принес, – запел он фальшиво, – за квартиру, за…» Как там дальше?

      – «за январь».

      – Это «Операция Ы»?

      – Она самая.

      – Я знал, что ты не подведешь, киноманка моя! Так я денежку принес для твоих убогоньких!

      – Сядь, – произнесла Манон с легким отвращением.

      – И что ж ты меня так не любишь, красавица? – Ломов уселся в кресло, ногу положил на ногу, сверкнув дорогим ботинком.

      – С какой стати, Петюня, мне тебя любить? – поинтересовалась Манон.

      – Да хоть с такой: я денежку тебе…

      – Не мне.

      – Ну ладно, на благое дело! – Петя заржал, оскалив великолепные зубы.

      – Вот именно.

      – Ну, принимай.

      И Петя начал отсчитывать купюры. Манон молча следила.

      – …сто… сто пятьдесят…