Библия в СМСках. Ая эН

их маме, когда в садик ходил, в младшую группу. А наклейка вкривь – это уже Стаса работа, Стас на рожицы не способен.

      Прошла вечность, и стены растворились в ней вместе со всеми потеками и дырками. Осталась одна пустота. Это была настоящая, неподдельная, пелевинско-чапаевская пустота. В этой пустоте бронетанком стояла бабушка. Она зажимала рот ладонью и не шевелилась. Но Салим слыхом не слыхивал о Пелевине, поэтому возможное сюрреалистичное продолжение создавшейся ситуации его не пугало. «Надо купить новые обои и поклеить их встык!» – подумал он. У пустоты от этой позитивной мысли безвольно подогнулись коленки, и она задумалась о капитуляции. Люди, находящиеся на кухне, этого не заметили. Тогда пустота исчезла. Вместе с вечностью.

      – Я спать хочу, – сказал Салим.

      Бабушка сначала согласно закивала – мелко-мелко, а потом согласилась:

      – Да.

      Салим пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Раз разговор окончен…

      – Ты только на минутку присядь, Санечка, – попросила бабушка. – На одну минуточку…

      Салим сел. Главное, не показать бабушке, что Санечкой его называла только мама.

      Бабушка тоже присела. И заговорила о том, что она старая. Что там, далеко, у нее хороший дом. Что этот дом должен достаться теперь им, двум братьям. Что Санечке, как старшему…

      Главное, не показать бабушке, что Санечкой его называла только мама.

      Что там и школа лучше, и к Москве ближе. А в Москве институты есть – Санечке образование получать, в люди выбиваться, четырнадцать лет – не шутка. Что не может она одного брата взять, а другого оставить тут одного..

      Главное, не показать бабушке, что Санечкой его называла только…

      Да и Стаса надо врачам хорошим показать, что там у него с глазками, раз он моргает, может, полечить его. А как она там с ним одна, с убогим-то, одна, без Сани… И дом там у бабушки такой – хоть на велосипеде катайся. И друзей Саня себе там мигом…

      Главное, не показать бабушке, что Саней его называла…

      А Стасу мы скажем, что мама в больнице, лечится. Он, Стасик, малой еще. Саня все понимает, а юристы говорят, что одного Саню несовершеннолетнего нельзя оставить, подсудное это дело, юристы говорят, одного-то…

      Главное, не показать бабушке… Ничего не показать…

      – Ты чего молчишь-то все? – забеспокоилась вдруг бабушка, нагнувшись к Салиму.

      И хотя между ними был кухонный стол, странный запах кладбищенской земли обдал Салима новой волной.

      – Ба, ты где всю ночь была? – хрипло, не своим голосом, спросил Салим.

      – У Гали, – удивилась неожиданному вопросу бабушка. – У Галины, этой, как ее, Торшеровой, что ли…

      – Торшиной, – механически поправил Салим.

      Галя Торшина была их соседкой, через подъезд, и самой близкой маминой подругой. А еще, по совместительству, крестной матерью Стасу. Ее муж юристом не был, но, по слухам, когда-то учился на юриста, и за советами весь дом к нему бегал.

      – А