Урал – быстра река. Иван Степанович Веневцев

домой.

      – Ой, мамоньки! – кричит, сев на постели, жена. – Ды хто же это тебя так умыл-то?

      – Хто, хто… Васька Коханов, язви ево, – докладывает о подвиге храбрец.

      – Вот, говорила тебе: не ходи, дык ты не послушал! Чё, наелса?

      – Ды ладно тебе шипеть-то! – огрызается Гришка.

      – Ды ты-то сдачи дал, аль нет? – не унимается та.

      – А как же! Ухватил за чуб и выдрал половину, – хвалится Гришка.

      – Ну, тода ишшо ладно, кыль так, – успокаивается Мария и ложится досыпать.

      Разделся и Гришка, умылся, посмотрел в осколок зеркала, вмазанный в печную трубу. Батюшки! Вместо носа какая-то чертовщина, похожая скорее на чекушку от задней оси телеги. Махнул рукой, нырнул под одеяло, лег у пышного и горячего бока Марьи. Успокоился.

      Последний день Масленицы. Прощёное воскресенье. Все обиды прощаются в этот день. Ходят друг к другу прощаться.

      Сашка Крыльцов зашёл к своему соседу Петру Храмову. Тот сидит на скамейке, хмурый. Под глазом «фонарь» чернее дождевой тучи.

      – Эк ты, ядрена маш! Ды хто это тебе приклеил тако яблоко? – спрашивает Сашка.

      – А ты чё, не помнишь рази? – отвечает Петр вопросом на вопрос и поясняет: – Кода лезли стенка на стенку, дык ты меня и угостил на здоровье.

      – А ты тоже хорош! Привесил мне свой кулак-свинчатку на грудь, чуть не задохнулся, – жалуется Сашка.

      – Ну ладно, чё уж топерь? Айда, давай прошшатца, – говорит хозяин дома.

      Встали друг против друга, поклонились в пояс:

      – Прости меня, Сашка.

      – Бог простит, – отвечает тот. – И ты прости меня, Петя.

      – Бог простит, – отвечает этот.

      Из горницы появляется жена Петра, боком пролезла в дверь:

      – А, кочеты! Прошшаетесь? – спрашивает Клавдия. И только хотела продолжить, муж перебивает:

      – Ладно, ладно. Неси, чё у тебя там вкусно и горько.

      Клавдия выносит бутылку самогона-первача и на закуску сдобные кокурки[13], крендели, орешки из теста.

      Петр наливает два тонких стакана – под склень[14]. Сашка сомневается в крепости напитка, плеснул в ложку и спичку подсунул. Вспыхнуло в ложке синим пламенем.

      – Да, хорош, пожалуй, – отмечает гость.

      Выпили залпом, вылили, как воду в горшок. Гость закусил орешком, кокурку положил в карман:

      – Спасибо. Ну, я пойду. Мне ишшо к Ваньке Азарину надо зайти, как он там? А ты прикладывай медный пятак к глазу-то, помогает, – прописывает верный, испытанный на себе рецепт Сашка.

      Прощёный день прошёл. Гармошки прячут в сундуки, чтобы глаза не мозолили. Завтра Великий пост. Играть нельзя, грех. Пусть отдыхают гармошки до Светлого воскресения – Пасхи.

      7

      Между казаками нередки иногородние, не казаки. Их здесь называют разночинцами, или просто мужиками. Они приехали из разных губерний Центральной России от малоземелья. Иногородние здесь дёшево покупают землю, занимаются сельским хозяйством. А ещё дешевле земля у киргизов, не делёная, общественная. Продаёт её любой член аульного общества кому угодно и сколько успеет

13

Кокурка – сдобный пшеничный хлебец с запечённым внутри яйцом.

14

Склень, всклень – так говорят о жидкости в посуде: полно, вровень с краями.