Власть и рынок: Государство и экономика. Мюррей Ротбард

[86]

      Другая ошибка сторонников сохранения ресурсов заключается в предположении, что технологии пребудут неизменными. Люди используют те ресурсы, что есть под рукой; по мере расширения технологических возможностей число полезных ресурсов растет. Если мы располагаем меньшим количеством леса, чем прошлые поколения, так нам и нужно меньше, поскольку мы нашли другие материалы, пригодные для строительства и получения энергии. Прошлые поколения жили над грандиозными подземными запасами нефти, которая была для них совершенно бесполезна и потому не являлась экономически ценным ресурсом. Технологический прогресс вооружил нас умением использовать нефть и производить оборудование для ее добычи, переработки и использования. Таким образом, наши нефтяные ресурсы не являются чем-то неизменным; сегодня они бесконечно более обильны, чем когда-либо в прошлом. Искусственное сбережение этих ресурсов сохранит их для будущего, когда они станут не нужны людям.

      Сколько было авторов, оплакивавших судьбу девственных лесов Америки, уничтоженных безжалостным капитализмом! Но ведь не может быть сомнений, что земля Америки могла и должна была послужить куда более производительным целям, чем производство лесоматериалов, поэтому земля и была использована так, чтобы приносить наибольшую пользу потребителям[87]. А на какие критерии, по мнению критиков, нам ориентироваться? Если им кажется, что лес вырубается в чрезмерных количествах, каковы здесь количественные критерии? Сколько это – «слишком много»? Таких критериев у нас нет и быть не может, так же как вне рынка не может быть никаких количественных критериев для оценки деятельности рынка. Любая попытка установления таких критериев неизбежно будет чистым волюнтаризмом.

      Законы о сохранении природных ресурсов впервые появились в США и прежде всего были направлены на «общественные ресурсы». В условиях системы совершенно свободного предпринимательства не может существовать управляемых государством «общественных ресурсов». Земля просто оставалась бы ничейной, пока кто-либо не начал ее использовать, после чего она превратилась бы в собственность первого пользователя и его наследников и правопреемников[88]. Ниже мы подробнее коснемся вопроса о последствиях того факта, что государство распоряжается общественной собственностью. Здесь мы отметим некоторые из них. Когда государство разрешает частным лицам бесплатно использовать общественные земли, результатом оказывается расточительная сверхэксплуатация ресурсов. Из земли безжалостно выжимают все, что можно, потому что пользователи могут получить только немедленный выигрыш, и если они будут ждать, то ограниченными ресурсами воспользуется кто-то другой. Бесплатное использование принадлежащих государству ресурсов провозглашает самую настоящую «войну всех против всех», потому что все больше и больше людей, стремящихся воспользоваться бесплатностью, будет пытаться эксплуатировать

87

Типичным представителем борцов за сохранение природных ресурсов был Д. Д. Браун, который в 1832 г. был озабочен перспективой полного исчезновения лесов: «Где мы возьмем лес для сохранения нашего флота через 50 лет?» (цит. по: Scott. National Resources. P. 37). Скотт также отмечает, что критикам никогда не приходило в голову, что строевой лес можно покупать в других странах (Scott. Conservation Policy // loc. cit.).

88

Смутным прообразом такой системы был порядок, созданный Законом о свободном поселении (гомстеде) от 1862 г. Однако этот закон установил произвольный и совершенно необоснованный верхний предел величины участка, которым человек мог завладеть на правах первого пользователя. Результатом этого стало то, что этот закон оказался недейственным на дальнем Западе, где минимальная площадь участка, необходимого для выращивания скота, была намного больше, чем установленный законом верхний предел. Более того, этот верхний предел и требование, чтобы земля использовалась исключительно для сельскохозяйственных целей, стали причиной того самого «уничтожения» лесов, судьбу которых ныне оплакивают защитники природы, потому что права частной собственности на не очищенные от леса участки были сомнительными.