Телефонист. Роман Канушкин

не оставалась на весу, хотя ребро стола с каждой минутой всё невыносимей впивалось в затылок. Тогда она сдвигалась к краю, голова опрокидывалась, и к ней тут же приливала кровь. Когда он был с ней, это тоже было частью игры. Кожаный ошейник, прикреплённый такой же цепью к поясу, он ослабил. Собственно говоря, это была вся оставленная ей свобода движения. И ещё он оставил её голой. Выскользнул из комнаты, словно на несколько минут. На пол упала плётка. Он хлестал её, но… терпимо. Она даже не ожидала от себя, что, наверное, смогла бы вытерпеть сильнее. И ей понравилось; не сразу, но очень понравилось. Она многого от себя не ожидала. И прежде всего, полного доверия к абсолютно незнакомому человеку. Как только она переступила грань и полностью оказалась в его власти, пришло это доверие… Тоже ведь странно.

      – Ты давно этого хотела, – он мягко взял её руку и быстро закрепил колодку; болт вкручивался в деревянную поверхность стола. – Твоё тело рассказало больше тебя, – взял вторую руку. – Холодная… Не бойся.

      – Не боюсь.

      – Я всё вижу, – он склонился прямо к её лицу, вглядываясь в неё своими разноцветными глазами, и ничего, кроме мягкости и нежной заботы она в них не увидела. Улыбнулся. – Я тебя освобожу. Пришло время поиграть?

      – Что? – в горле чуть пересохло. Она ещё что-то попыталась уточнить про «стоп-слово», хотя вроде бы уже всё обсудили.

      – Ты дрянь? – сказал он. И резко потянул цепь ошейника в сторону.

      – Я-я-а-а? – наверное, она хотела потянуть время или сообщить, что ещё не совсем готова, но с её губ сорвался лишь хрип.

      – Ты мне благодарна? Так хотела, а-а? Грязная шлюшка…

      И это было начало.

      – Сухов слушает. Аллё, говорите… Аллё?!

      Молчание. Шумы, еле слышный скрип, как от заезженной пластинки. Сухов нахмурился, быстро посмотрел по сторонам: кто-то решил его разыграть? Кто-то из коллег?! Не угомонятся никак…

      Сквозь шероховатые скрипы еле слышное: «Следак Сухов»… Хотя, возможно, показалось. Страхи… Беспокойство и страхи, ведь так, следак Сухов?

      Скрипы закончились. Заезженная пластиночка заиграла. И музычка та же самая…

      Сухов сглотнул, подступивший ком показался сухим и словно с острыми краями. На пробковой панели перед ним разноцветными кнопками были прикреплены фотографии: девушки. Потерпевшие, живые и… то, что он с ними сделал. В центре такое же небольшое фото картины Эдварда Мунка «Крик». Кое-кто полагал её на этой панели неуместной. Ещё тогда Сухов пытался найти, нащупать какую-либо связь между жертвами, пристально разглядывая фотографии живых, а потом остальные. И не нашёл. Если не считать этой репродукции Эдварда Мунка.

      Сухов крепче сжал телефонную трубку и почему-то подумал: «Удивительно, а ведь оригинал оказался совсем небольшим, скромного размера картина».

      – Я тебя поймал, – сказал он.

      Музычка; его реплику проигнорировали; наверное, Сухов побледнел или вспотел, потому что внимание коллег теперь было приковано к нему. Он поднял руку, жест, требующий полного внимания:

      – Кто