Горшок золота. Джеймз Стивенз

и ладно, – проговорил Михал. – Пришел я вот чего: из-за юной дочери моей Кайтилин. Ни слуху ни духу от нее нет уже три дня. Жена моя сказала сперва, что это дивные забрали Кайтилин, а затем сказала, что ушла она за каким-то странником с музыкальным инструментом, а потом – что, может, лежит девонька мертвая на дне канавы, глаза распахнуты, смотрит, не мигая, на луну в ночи и на солнце днем, пока воро́ны ее не найдут.

      Философ пододвинул стул поближе к Михалу.

      – Дочери, – произнес он, – причина тревог их родителям с тех самых пор, как были дочери сии учреждены. Взбалмошность женского темперамента очень видна у тех, кто не достиг лет, что научают, как скрывать огрехи и слабости, а следовательно, неблагоразумие прет из юной девицы, подобно ветвям из куста.

      – Кто станет отрицать это… – проговорил Михал.

      – Дети женского пола, однако, наделены особым расположением природы. Производятся они в поразительном избытке по сравнению с детьми пола мужского, и их, соответственно, можно считать главенствующими над детенышами-самцами; однако хорошо доказанное правило, что меньшинству править большинством, освобождает наш ум от страха, какой в противном случае оказался бы невыносим.

      – Что правда, то правда, – сказал Михал. – Замечал ли ты, достопочтенный, что в помете щенков…

      – Не замечал, – молвил Философ. – Кое-какие ремесла и мастерства, что любопытно отметить, зачастую передаются от матерей к дочерям. Профессия царствования среди пчел и муравьев всегда женская, трактирщицкое дело тоже наследуется по прялочной линии. Ты замечал наверняка, что у всякого трактирщика найдется три дочери-чаровницы. При отсутствии этих знаков нам стоит взирать на выпивку у такого хозяина искоса – догадаемся мы, что в браге будет недолжная доля воды, ибо если первородство у него недоброе, как уцелеть его честности?

      – Мудрая голова потребна, чтобы ответить на этот вопрос, – отозвался Михал.

      – Не потребна, – произнес Философ. – Во всей природе женские особи стремятся к многобрачию.

      – Если, – сказал Михал, – несчастная дочь моя и впрямь лежит в какой-нибудь канаве…

      – Неважно, – проговорил Философ. – Многие племена брались положить какие-то пределы приросту женского поголовья. Некоторые народности Ориента наделяют божественными званиями крокодилов, змей и тигров джунглевых – и излишек дочерей скармливают им. Также и в Китае подобные жертвоприношения отстаивают как почтенный экономический обычай. Но, говоря шире, если дочерей необходимо сократить, я предпочитаю твой метод – недосчитываться их; это лучше, нежели религиозно-истерические компромиссы Ориента.

      – Слово даю, достопочтенный, – сказал Михал, – что не соображаю нисколько, о чем ты толкуешь.

      – Это, – молвил Философ, – можно объяснить трояко: во-первых, недостатком умственной связности, сиречь ущербностью внимания; во-вторых, местными особенностями обустройства черепа или, вероятно, поверхностным, а не, наоборот, глубоким мозговым извивом; в-третьих же…

      – А