Расплата. Джон Гришэм

взял в руки кофейную кружку. Керамическую, уже отнюдь не белую, с бурыми пятнами, явно бывшую в употреблении. Прежде чем Никс успел что-либо сказать, Флорри объяснила:

      – Любимая Пита. Ему дали ее в военном госпитале, когда он выздоравливал после хирургической операции. Уверена, Никс, вы не откажете герою войны в маленьком удовольствии пить кофе из своей любимой кружки.

      – Не откажу. – Он начал складывать вещи обратно в корзину.

      – Не забывайте Никс, мой брат не обычный заключенный. Вы заперли его бог знает с кем. Наверное, с ворами и бутлегерами. Но вы должны помнить, что он ни кто-нибудь, а Пит Бэннинг.

      – Его заперли потому, что он застрелил методистского священника, Флорри. И из всех, кто здесь находится, Пит единственный, кого обвиняют в убийстве. Никакого особого отношения он не получит.

      Открылась дверь, и вошел Пит, за которым следовал Ред. Он с каменным лицом посмотрел на сестру и, выпрямившись посреди комнаты, повернулся к Никсу.

      – Полагаю, хочешь снова воспользоваться моим кабинетом? – спросил тот.

      – Спасибо, Никс, это очень любезно с твоей стороны.

      Полицейский, что-то проворчав, встал, взял шляпу и вместе с Редом ушел. Его пистолет в кобуре висел на вешалке на самом виду. Пит подвинул стул, сел и посмотрел на сестру.

      – Ты идиот! – воскликнула она. – Как можно быть таким глупым, эгоистичным, недальновидным, безмозглым? Устроить такое своим родным? Речь не обо мне! Не о ферме и о тех, кто от тебя зависит! Не о друзьях! О детях! Они в отчаянии, безмерно напуганы. Как ты мог так поступить?

      – У меня не было выбора.

      – Вот как? Объяснись!

      – Я ничего не собираюсь объяснять. И говори тише – не воображай, что нас не подслушивают.

      – Мне безразлично, подслушивают нас или нет.

      Пит указал на сестру пальцем, его глаза блеснули.

      – Успокойся. Я не желаю терпеть твои сцены и слушать брань. Я сделал то, что хотел, по определенной причине и надеюсь, настанет время, когда ты меня поймешь. А пока ничего не собираюсь объяснять. И, поскольку ты ничего не понимаешь, следи за речью.

      Глаза Флорри сразу увлажнились, и задрожали губы. Она опустила голову и пробормотала:

      – Ты даже не хочешь поговорить со мной.

      – Ни с кем не хочу, и даже с тобой.

      Флорри вспоминала: когда они мирно завтракали в среду и ничто не предвещало трагедии, брат был таким же отчужденным, как теперь, холодным, будто не от мира сего.

      – Зачем ты так поступил?

      – Мне нечего тебе ответить.

      – Что ужасного сделал Декстер Белл, что заслужил смерть?

      – Мне нечего сказать.

      – Это связано с Лизой?

      Пит секунду колебался, и Флорри поняла, что задела его за живое.

      – Мне нечего сказать, – повторил он, доставая из пачки сигарету, зачем-то постучал по циферблату наручных часов и прикурил от спички.

      – Ты ощущаешь угрызения совести и жалость к его родным?

      – Я стараюсь об этом не думать. Да, мне жаль, что так случилось, но я ничего подобного