Iстамбул. Андрей Птицин

шахту за городом. Тщательный осмотр дома, где содержались пленники, кое-что дал. Быстро была вычислена часть свидетелей и даже косвенных участников расстрела. Они были задержаны и допрошены, зачастую с пристрастием. Кто из несчастных жертв ночной расправы где обитал, чем занимался, даже как были расставлены и рассажены они все в полуподвале «расстрельной» комнаты – всё выстраивалось в более или менее ясную картину. Даже кто из большевистских исполнителей зачитывал «приговор», первым стрелял. Кто пал первой жертвой расстрела, кто второй. Но дальше – мистика, от которой волосы на голове вставали дыбом.

      Расстреливали одиннадцать приговорённых к смерти узников (7 членов семьи и 4 их приближённых) одиннадцать палачей. Узники сидели и стояли группой так, чтобы каждый был прекрасной мишенью. Палачи заранее договорились, кто в кого стреляет. Метились в сердце (чтобы меньше мучились – своеобразная забота!). Но после первых прогремевших выстрелов началось невообразимое.

      Жертвы падали одна за другой, но почему-то не умирали. Кто-то вскакивал, метался, прикрываясь подушкой, кто-то кричал, стонал, ползал. Выстрелы продолжали греметь, пороховой дым заполнял клубами комнату, разъедал глаза. И в этом дыму продолжающим палить по шевелящимся силуэтам палачам чудилось что-то сверхъестественное, не укладывающееся в их атеистически промытые мозги. Искры, иногда даже снопы искр вылетали из тел расстреливаемых, пули визжали, рикошетили, а «убитые» продолжали и продолжали стонать и шевелиться. Даже больной мальчик, в которого, ползающего по полу, стреляли почти в упор из нескольких стволов, никак не умирал! Их что, защищает какая-то неведомая сила?

      С широко распахнутыми глазами, уже не реагирующими на едкий дым, с трясущимися руками и бешено колотящимся сердцем палачи ступили на пол, где тёмной массой были раскиданы тела тех, кто ещё не так давно был силой и оплотом власти в огромнейшей и богатой стране. Теперь-то власти у них явно нет, нет даже и жизни, а вот власть-то… вот, наглядное доказательство, у кого теперь власть… власть-то теперь…

      – М-м-м… м-м-м…

      Несколько одновременно прозвучавших стонов «умерших» заставили сердца тех, кто вообразил, что ухватился за власть, чуть ли не выскочить из груди от страха и ужаса. Они что, после ЭТОГО ещё живы?!

      Дрожь рук, да и всего тела, не унять было даже тем, что палачи вцепились в приведённые в боевую позицию штыки.

      – Коли! Добивай! – жуткий шепот команды то ли почудился, то ли и в самом деле прозвучал.

      Одно дело – орудовать штыком в рукопашной битве, когда и враг силён, и ты свою жизнь спасёшь только ценой смерти врага. Но совсем другое дело вонзить этот же самый штык, холодное отточенное лезвие бездушного железа, в тело беспомощно распластавшегося человека. В тело женщины, девушки, ребёнка. Но – будь проклят тысячу раз этот день, когда им причудился мираж собственной власти! – это придётся сделать. Надо. После того, что уже совершено ими, после того, что уже пережито. НАДО. Пути назад нет. Может быть даже, к сожалению.

      Стонущих