Четыре всадника раздора. Татьяна Полякова

собой, она и без меня это знала, но я считала, что должна что-то сказать, к тому же затяжное одиночество уже тяготило, хотелось просто услышать чей-то голос.

      Администратор, звали ее Люба, выглядела непривычно сдержанной.

      – Да, – ответила неуверенно, взгляд ее метнулся в сторону, туда, где возле панорамного окна стоял диван и два кресла. В одном из них, спиной ко мне, сидел мужчина, на столике перед ним чашка кофе. – Это к вам, – быстро проговорила Люба, вздохнув с облегчением.

      Я кивнула, повесила дождевик на вешалку и направилась к креслу, уже зная, кого увижу.

      Бергман сидел, закинув ногу на ногу, уткнувшись в планшет. Может, он так увлекся, что нашего диалога с Любой не слышал? Сомневаюсь. Он поднял голову, взглянул на меня и улыбнулся.

      Некоторая маета администратора стала понятна. Бергман умел производить впечатление, даже если был одет в джинсы и футболку. Сейчас он был в темно-сером костюме и белой рубашке, впрочем, даже определение «белоснежная» страдало бы неточностью, она была ослепительной белизны. Галстук в полоску и, разумеется, запонки. Крупные черные камни, загадочно мерцавшие на фоне манжетов. Думаю, Любу это и доконало. Или все-таки взгляд Бергмана? Глаза его сейчас казались такими же темными, как камни запонок, и так же странно мерцали, точно вбирали в себя свет, навсегда похоронив его в своих глубинах.

      Сейчас я не смогла бы назвать его лицо красивым, уж очень оно тревожило, и тревога эта быстро переходила в страх. Люди всегда боятся того, чего не в силах понять. На самом деле глаза у него синие, и эта бездонная темнота и странное мерцание – не более чем игра света.

      Бергман поднялся, сказал «привет» и легко коснулся губами моей щеки.

      – Привет, – ответила я. – Давно ждешь?

      – С полчаса.

      Представляю, что за это время пережила Люба.

      – Ты мог бы позвонить.

      – Я никуда не спешу, – пожал он плечами.

      Я покосилась на администратора и сказала со вздохом:

      – Идем в номер. Или сначала выпьешь кофе? – указала я кивком на чашку.

      – Кофе здесь – страшная гадость, – вздохнул он.

      Мы поднялись по лестнице, я впереди, он сзади, прихватив свое пальто, небрежно брошенное на соседнее кресло. И он, и я предпочли молчать.

      Войдя в номер, Бергман огляделся, повесил пальто и замер у двери, точно в нерешительности. Вряд ли в самом деле так: эта самая нерешительность ему совсем не свойственна.

      – Садись, – я указала на единственное кресло.

      Сбросив обувь, устроилась на кровати, поджав ноги и сунув подушку за спину. Бергман сел, взглянул в упор и сказал:

      – У нас новое дело. Пора приступать.

      Я отвела взгляд в сторону, поймав себя на том, что кусаю губы. Дурацкая привычка.

      – Вы справитесь без меня, – зачем-то сказала я.

      – Нет, – просто ответил Бергман.

      – Справитесь. Пользы от меня немного.

      – Напрашиваешься на комплимент? – улыбнулся он.

      Его улыбка могла растопить