Афродита, или Античные манеры. Пьер Луис

"Афродита" Пьера Луиса ["Афродита – античные нравы" (фр.; первый роман Пьера Луиса, 1896)], успех которой как бы задушил ароматом роз разные другие попытки возродить чувственную романтику.

      Это не исторический роман, подобно "Salambo" или "Thaïs", хотя форма его и ввела в заблуждение наших критиков, старых и молодых. Основательное знакомство с александрийскими культами и нравами позволило Луису нарядить своих героев в костюмы и имена, похожие на античные. Но книгу эту следует читать, отбросив все эти предосторожности, все эти внешние покровы, которые здесь, как и в романах XVIII века, служат лишь ширмами с изображенными на них священнодействующими фаллоносцами. За этими ширмами – нравы, поступки и желания, имеющие несомненно современный характер.

      С распространением искусства к нам снова вернулась любовь к наготе. В эпоху расцвета кальвинизма нагота изгонялась из нравов, и она нашла себе приют в искусстве, которое одно только и сохранило ее традицию. В древние времена и даже в эпоху Карла Пятого, ни одно празднество не обходилось без процессий обнаженных прекрасных девушек. В то время настолько не боялись наготы, что женщин, уличенных в адюльтере, голыми водили по улицам. В мистериях такие роли, как Адам и Ева, исполнялись артистами без всякого трико – отвратительной роскоши нашего времени. Любовь к нагому телу, особенно к нагому женскому телу, с его прелестью, с его вызывающей откровенностью, свойственна народам, которых не успела еще окончательно терроризировать церковная суровая реформа. Как только идея наготы будет принята, наши тяжелые костюмы уступят место свободным, легким одеждам, нравы смягчатся, и лучи плотской красоты осветят всю скуку нашего лицемерия. "Афродита" своим успехом возвестила ренессанс нравов, в которых должна найти себе место свобода. Появившись вовремя, она имеет ценность литературного противоядия.

      Но сколько лжи в литературе подобного рода! Все эти женщины, вся эта плоть, все эти крики, все это звериное сладострастие, – какая все это суета, как все это жестоко! Самки грызут мозжечки и проглатывают мозги. Изверженная мысль куда-то исчезает. Душа женщин струится точно из раны. От всех этих сочетаний рождается отрицание, отвращение и смерть.

      Пьер Луис сам чувствовал, что эта книга плоти логически приводит к смерти. "Афродита" заканчивается сценой смерти, погребением.

      Это – конец "Atalá" (Шатобриан невидимо парит над всей нашей литературой), но переделанный и обновленный с таким искусством, прелестью и мягкостью, что мысль о смерти невольно соединяется с мыслью о красоте. Эти два видения, обнявшись, как куртизанки, медленно погружаются в тьму ночи.

      Реми де Гурмон

      Однажды Дионисий привел к нему трех куртизанок, предлагая ему выбрать ту, которая ему больше понравится. Аристипп оставил их всех трех, сказав в свое извинение, что Парис не был счастливее от того, что одну женщину предпочел всем остальным.

      Затем он довел этих девиц до своей двери, где и распрощался с ними: до того легко ему было почувствовать любовь и снова излечиться от неё».

Диоген Лаэртский (Жизнь Аристиппа).

      Предисловие

      Сами развалины древнегреческого мира поучают нас, каким образом мы в нашем современном мире могли бы сделать жизнь более сносной.

Рихард Вагнер.

      Мудрец Продик из Кеоса, процветавший в конце V-го века до Р. X., был автором знаменитой апологии, которую Св. Василий рекомендовал для размышления христианам: Геракл на распутье между Добродетелью и Сладострастием. Мы знаем, что Геракл склонился с сторону первой, и это дало ему возможность совершить ряд великих преступлений против ланей, амазонок, золотых яблок и гигантов.

      Если бы Продик ограничился этим, то он написал бы только басню с весьма поверхностным символизмом. Но он был хорошим философом, и его сборник сказок «Часы», разделенный на три части, представлял нравственный истины с различных точек зрения, которое они допускают сообразно трем возрастам жизни. Маленьким детям он любил ставить в пример торжественный выбор Геракла; молодым людям он, без сомнения, рассказывал о сладострастном выборе Париса, и я легко представляю себе, что зрелым людям он говорил приблизительно следующее:

      – Одиссей блуждал однажды на охоте у подножья Дельфийских гор, как вдруг он встретил по дороге двух дев, державших друг друга за руки. У одной были волосы, как у фиалки, прозрачные глаза и влажные уста; она сказала ему: «Меня зовут Арета». У другой сбыли слабые веки, тонкие руки и нежные перси; она сказала ему: «Я зовусь Трифея». И обе вместе продолжали: «Выбери одну из нас». Но хитроумный Одиссей благоразумно отвечал: «Как я могу выбрать? Вы неотделимы друг от друга. Глаза, которые увидели только одну из вас без другой, уловили бы лишь бесплотную тень. Подобно тому, как искренняя добродетель не отказывается от вечных радостей, доставляемых ей сладострастием, так и эта слабость была бы плоха без некоторого величия души. Я последую за вами обеими. Ведите меня». Едва он кончил, как оба видения слились, и Одиссей увидел, что он говорил с великой богиней Афродитой.

* * *

      Женщина, которая играет главную роль в предлагаемом