Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

двух пальцев на левой руке недоставало.

      – В детстве в пилораму попал, – сказала она.

      – Хорошо, хоть это не по пьянке, – подал он голос, чем и намекнул, что она повсюду тиражирует его грех.

      Соседи еще постояли какое-то время у порога и ушли.

      А на следующее утро она пришла вновь.

      С целым решетом винограда.

      – На дачу к друзьям ездили, – пояснила и представилась, кажется, только одному Ивану: – Меня Светланой зовут.

      – Хорошее имя, – произнес Доронин, – и при затмении солнца не потускнеет.

      Светлана всохохотнула:

      – А вы – большой шутник!

      – Насчет габаритов не поспоришь, – ответил Иван. – А с юмором у меня совсем плохо. Когда по шутейности бьют, я вполне серьезно отвечаю.

      И она опять хихикнула.

      – Знаешь, подарки чем каверзны? – вопросил Иван и сам же ответил: – Ты нам – решето, а мы тебе – Бог знает что. Поэтому приходи на ужин.

      И Света заявилась.

      С махоткой пельменей, как она уверила, собственного изготовления.

      Хотя вместе с пельменями сварила и ярлычок с адресом, откуда они в магазин припожаловали.

      Пила она охотно и страшно удивлялась, что до сих пор ничего не сделала в квартире Максима.

      – Вы – сверхидеальный муж! – повторяла она Доронину после каждой рюмки.

      Иван, как всегда, не пьянел.

      И больше, наверно, оттого что знал меру.

      На каком-то периоде клал ладонь на стакан и говорил:

      – Считайте, якорь я уже бросил.

      Его никогда не упрашивали продолжить застолье. Когда же он уходил, то говорил: «Надо на своих кнехтах доковылять».

      В «Леспромхозе» уже знали, что «кнехты» – это какие-то чальные причиндалы, и пытались ввести это слово в общее употребление. Но оно к лицу было только Доронину.

      Про Ивана ходил треп, что на службе, только не в Севастополе, а где-то на Кавказе, то ли в Поти или Батуми, он в одной драке, когда на него напала шайка, повыбивал с полсотни зубов.

      А так он был человек смирный. Сговорчивый. Но уважал во всем порядок, подчеркивая, что он морской.

      Когда расходились после ужина, Доронин сказал Светлане:

      – Ты тут Максима не обижай. Как захмуреет, так посветли.

      – Непременно посветлю! – изнемогала она от хохота.

      Короче, к третьему дню квартиру стало не узнать.

      Тут-то Максим и привез на ее смотрины жену.

      Она чуть в обморок не упала от восторга.

      – Вот это да! – сказала. – Нам бы так никогда не отмастеровать.

      Иван довольно улыбался.

      Явно ему нравилось, когда хвалят его за скурпулезно-мускурную работу. На этот раз факт восторга Вера с Иваном запили пивом, и Максим повез их по тем местам, которые так притягивают иноселенцев.

      3

      – Знаешь: хороший левак укрепляет брак!

      Федор хохочет.

      – За абсурдный пейзаж ты полжизни отдашь, – еще вдобавок продекламировал он.

      – Что такой веселый? – спросил Максим.

      И Федор опять отстиховался:

      Надоело носить в себе червоточину

      И потому и прибег к головоморочению.

      Он