Отстрел невест. Андрей Белянин

поганый конокрадишко, Яшка Свищ! Так вот и он положил глаз свой чёрный на нашу Монюшку… Упёр он у ей платочек розовый, да и…

      – Старого цыгана звали Отелло?

      – Не-а… Отька его звали, а прозвище Черномазый! – охотно откликнулся Митяй, в его глазах я был самым внимательным слушателем, раз задавал вопросы.

      – Дальше можешь не продолжать, как я понимаю, данное криминальное повествование тоже было безбожно уворовано у вас злокозненным плагиатором Шекспиром?

      – Ну пусть доскажет, Никитушка, – жалобно попросила Яга, – уж больно за сердце берёт история энта печальственная… Интересно же!

      – Ничего интересного, Отелло из ревности задушил Дездемону, потом покончил самоубийством, а подлого Яго, кажется, казнили. Если вопросов больше нет, давайте отвлечёмся и вернёмся-таки к нашим прямым обязанностям, – сурово предложил я. – Как понимаю, у нас тут в тереме свеженький труп?

      – Какой труп? – поднял испуганно глаза Горох.

      – Как это какой?! Польской принцессы, гражданки Златы Збышковской из Крякова, – напомнил я.

      Государь встал, почесал в затылке и, грозно уперев руки в бока, возвысил голос:

      – Ты это чего несёшь, участковый?! Ты тут говори, да не заговаривайся! С какого рожна тебе в башку стукнуло, будто померла она?!!

      – Да вы же сами сказали! Только что! – На мгновение мне показалось, что у царя провалы в памяти или же он от горя чуточку спятил. Судя по лицам Яги и Митьки, они вполне разделяли моё мнение.

      – Ах вот ты о чём… – облегчённо улыбнулся Горох. – Дак не померла она, я ж тебе русским языком говорю – преставилась! Понял, нет?

      Скорее всего, я ничего не понял. Пришлось требовать дополнительных объяснений, снисходя до умственного уровня работников милиции…

* * *

      Митьку оставили на лавочке сторожить вход; там, конечно, стрельцы охраняют, но… бережёного бог бережёт. Мы с Бабой Ягой, плечом к плечу, стояли в той самой маленькой спаленке государя, где на широкой кровати лежала бледная как смерть уроженка свободолюбивой Польши. Одного взгляда на девушку было достаточно для того, чтобы понять – на этом свете она более не жилец. Но и не труп, как ни парадоксально… Перед нами лежала изящная блондинка в европейском платье с глубоким декольте и открытыми плечами. Лицо белое, с синеватыми веками…

      – Дыхание слабёхонькое, рученьки холодные, реснички чуть дрожат, – неторопливо констатировала Яга, бочком перемещаясь от изголовья к ногам, – коленоньки судорогой не сведённые, пятки мягонькие, мизинцы гнутся…

      – Гнутся?! – с самым глубокомысленным видом переспросил я, методично ведя запись.

      – Гнутся, – весомо подтвердила бабка, укоризненно оборачиваясь к маячившему в дверях Гороху. Тот страшно покраснел, истово перекрестился и, неизвестно от чего отказываясь, отрицательно помотал головой.

      – Ваше резюме, бабушка?

      – Где?! – охнула Яга, краснея не хуже