Клейма ставить негде. Николай Леонов

не станешь. Ты обещаешь?

      – Честное пионерское! – вскинул он к голове выпрямленную ладонь. – Так что-же все-таки тебе привиделось?

      – Мне уже перед пробуждением приснилось, будто бы мы с тобой отдыхаем на Черном море. То ли в Ялте, то ли в Сочи… Я сижу на большом камне и смотрю, как ты плаваешь и ныряешь. И вдруг где-то среди волн появилась огромная зубастая рыба без чешуи. При этом она сплошь была испещрена всякими татуировками. Я хочу крикнуть: «Лева, оглянись! Спасайся!» – но у меня почему-то пропал голос. А рыба к тебе все ближе… Я вскочила с камня, чтобы бежать к тебе, и… проснулась. Сердце билось как сумасшедшее. Знаешь… Может, это бабские бредни, но мне кажется, что тебе угрожает какая-то серьезная опасность.

      – Хорошо, моя прекрасная Кассандра, я обязательно буду остерегаться всего, что мне может угрожать! – без тени иронии пообещал Гуров. – Не беспокойся, все будет хорошо!

      – Кассандра… – подняв лицо, улыбнулась с оттенком грусти Мария. – Кассандра говорила правду, но ей никто не верил.

      – А вот я тебе верю! – с некоторой даже торжественностью произнес Лев и ударил себя кулаком в грудь.

      – Ну хорошо, хорошо! – с заметным облегчением чуть слышно вздохнула Мария и добавила: – Спасибо, успокоил. Ладно, иди на работу и не забывай о том, что мне пообещал!

      Она коснулась губами его щеки и отправилась в ванную. Когда Лев уже выходил в прихожую, Мария приостановилась у двери и украдкой торопливо перекрестила его вслед. А Гуров, будучи в какой-то мере фаталистом и уверенный в том, что от судьбы не уйдешь, не испытывая никаких внутренних сомнений и тревог, отправился на работу. Руля по московским улицам на своем «Пежо», он целиком ушел в свои размышления и вскоре начисто забыл и про сон Марии, и про какие бы то ни было риски и угрозы.

      Миновав Главк, Лев доехал до своего министерства. Созвонившись с главным хозяйственником центрального офиса Уланским, попросил его выкроить время для встречи и беседы. Узнав, что ему звонит Гуров, тот сразу же согласился. Они встретились за чашкой чая в служебном кабинете Васильича. Выслушав Льва, Уланов с ним полностью согласился – и в самом деле, чрезвычайное происшествие с Давишиным выглядит весьма странным и иррациональным. Впрочем, как и сам Давишин.

      – Знаешь, Лев Иванович, – отпивая чай, неспешно рассказывал Уланов, – хоть и говорили древние, что о мертвых – или хорошо, или ничего, скажу откровенно: скверноватый он был тип, с «двойным дном». Лицемерный и неискренний. Его у нас, как он только тут появился, прозвали Молчалиным. Мне он никогда не нравился. Таких в народе именуют «тихая сволочь». Он никому никогда не грубил, не хамил. Но он никогда не забывал и своих обид. А задеть его могло даже то, что кто-то на него посмотрел как-то «не так».

      Сводить счеты со своими обидчиками Давишин умел и даже любил. Делал он это чужими руками, очень ловко манипулируя людьми. На кого-то руководству министерства вдруг приходил компромат по части его или «бытового разложения», или коррупции, или превышения должностных полномочий.