Возмездие теленгера. Михаил Белозеров

какие-то страшно допотопные лаковые туфли. Наверное, специально надела на поминки, насмешливо подумал Костя и тут же устыдился, вспомнив, что Зверов Василий был ее соседом справа и что они дружили семьями, и стало быть, туфли она надела из-за уважения к памяти покойного.

      В доме атамана хозяйничали жена атамана Клавдия, женщина зловредная и острая на язык, и две дочери, одна из которых была замужем за Степой Аникиным. Степан был на три года старше Кости и в настоящее время пытал счастье на «промысле» Лоухи. Вторая дочь, младшая, еще играла с куклами.

      Костя положил разгрузку и «плазматрон» в сенях, где уже лежал ящик с оружием, а на стене висели две желтые кобуры с пистолетами, еще раз пожалел о черном ноже, который ему ну очень понравился, и вернулся в горницу. Из кухни несло чадом. Жена Рябого, размахивая вилкой, командовала:

      – Возьмете эти четыре корзины и бутыль!

      О таких в деревне обычно говорили: «Если девка – то на всю улицу, если баба, то на всю печь». Здорова была Клавдия телом во всех отношениях и остра на язык, что бритва.

      – Бутыль куда? – растерянно спросил Костя и подумал: не в зубы же?

      В корзинах была жареная рыба и пучки свежего лука.

      – Я помогу! – пропищала младшая Катька, обсыпанная мукой с головы до ног, и сдернула с себя фартук, при этом она с презрением бросила взгляд на Агафью, а с Костей так стала кокетничать, что у него покраснели уши и захотелось побыстрее покинуть дом атамана.

      – Куртку только надень, пигалица, куртку! И в сапогах-то, в сапогах, а то простынешь! – крикнула Клавдия, орудуя вилкой на огромных сковородах, где жарился хариус.

      Бутыль была чуть ли не в два раза больше самой Катьки. Она обхватила ее, как свою самую любимую куклу, и, с вызовом взглянув на Костю, поперла. До клуба дошли без приключений, хотя отдыхали, присаживаясь на лавочки, три раза. Разумеется, Костя донес бы свои корзины в два счета, да малая Катька и старая Агафья на такой подвиг не способны были. Ну и конечно, Катька, наученная кем-то из подруг, то и дело кидала на Костю взгляд своих темно-карих глаз. Вот молодежь пошла, удивлялся Костя, невольно тушуясь перед не по годам бойкой девчонкой.

      Клуб был построен еще во времена советской власти – каменный, длинный, как казарма. Потом в нем было правление колхоза, потом правление артели, потом с одной стороны – почта, а с другой – медпункт, но помещение так по привычке и называлось: «клуб», и никак иначе. Затем, когда мода на атеизм закончилась, рядом выросла трехглавая церковь с ярко-зеленой крышей, а вокруг церкви посадили персидскую сирень и возвели заборчик.

      – Я здесь останусь! – пропищала Катька, увидав, от каких лакомств ломятся столы.

      Деревня поскребла по сусекам и сотворила поминки. После этого она положит зубы на полку, не без основания подумал Костя, и будет считать зернышки.

      – Иди к матери! – погрозила ей пальцем Агафья Спиридонова и насупилась из-под платка.

      – Вот еще! – бойко возразила Катька и попыталась затеряться в толпе, но Агафья, вдруг проявив чудеса ловкости, схватила