Божественная дипломатия. Юлия Фирсанова

костров и темень далеких деревьев.

      Тонкий запах осени

      Влажной пеленой

      Душу обволакивал,

      Плакал юной мглой…[3]

      Прошелестели позади бога и упали россыпью черного жемчуга слова. Тонкой нитью закружился аромат свежести, редких роз и персика…

      – Ты пришла? – полуспросил, полуконстатировал принц, еще не веря самому себе и этому хрупкому чуду, боясь обернуться и ничего не увидеть.

      – Я обещала. Боги не нарушают клятв, если вообще клянутся, – ответила Элия, приближаясь.

      – Знаю, прости, – покаянно кивнул Нрэн и спросил, все еще глядя в окно: – А как там дальше?

      Элия тихо прочла:

      Лето поседевшее,

      Грусть тая в глазах,

      Пряталось за тучами.

      Оставался прах

      Счастья небывалого,

      Золотой стрелой

      Сладко пролетевшего

      Над тобой и мной.

      – Красивые стихи. Твои?

      – Нет, я редко пишу, это не мой дар, – покачала головой принцесса и, помолчав несколько секунд, все же ответила с тихой печалью в голосе: – Их написала века назад одна юная девушка, жившая в Альвионе и погибшая от шальной стрелы за час до того, как ушла в следующую инкарнацию вся ее семья. Ее звали Изабэль. Она была кузиной принцессы Элины и сестрой воителя Брианэля.

      – Бэль?.. – удивился Нрэн и помрачнел, вспоминая рассказ сестры об альвионской жизни.

      – Да, дорогой, – откликнулась принцесса, и ее руки опустилась на плечи принца, отгоняя зловещий призрак минувшего, ощущение собственной слабости и бессилия, родившегося от того, что когда-то он не смог защитить свой мир, семью и любимую. – Наша малышка – талантливая девочка. Но речь о ее воспитании пойдет как-нибудь в другой раз, а пока я хочу проверить, так ли хороша эта кровать, как кажется на первый взгляд!

      Элия склонилась к застывшему в кресле кузену, коснулась чередой легких поцелуев его нахмуренного лба, изрезанного вертикальными морщинами, полузакрытых глаз и губ.

      Нрэн взметнулся из кресла и, прижав к себе Элию, с какой-то безнадежной, рвущей душу страстью принялся покрывать поцелуями любимое лицо.

      Поцелуи длились и длились в ночной тьме.

      – Я тебя никому не отдам, никому не позволю тебя обидеть, любимая, – говорили руки и вездесущие губы принца.

      – Знаю, верю, – нежными объятиями отвечала богиня, лаская худощавое тело кузена. – Но даже ты не властен над предначертанным Творцом.

      – От любой опасности заслоню тебя своей жизнью, мечом, душой. Всегда, вечно, – снова возражал Нрэн, и струилось с тихим шорохом платье принцессы.

      – Не клянись на вечность вперед, даже бог не в силах сдержать такой клятвы, – гибкой лозой приникала Элия к своему мужчине.

      – Я сдержу клятву, – обещали объятия воителя, и в ночи тоскливо, как брошенная женщина, кричала какая-то птица…

      А кровать действительно оказалась хороша и совсем

3

В романе использованы стихи автора и Ирины Елисеевой.