Ричард Длинные Руки. Церковь и демоны. Гай Юлий Орловский

всех свободных, хотя у нас и нет таких. Снял с менее важных. Нам остро недостает армии, что осталась на той стороне океана!

      – Сегодня же займусь, – пообещал я.

      Он хмыкнул.

      – Может, сегодня же и привезете?.. Откланиваюсь, ваше величество.

      Я прислушался к его удаляющимся шагам в коридоре, почему-то кажется, что если вот так буду неотрывно идти за ним мысленно, то прослежу, куда вошел и что сказал, но от такого сосредоточения, несвойственного мне, тут же начинает болеть голова, будто я животное какое, которое заставляют решать тензорные уравнения.

      – Карл-Антон? – спросил я в пространство. – У вас как?.. Или вы уже в пивной, как принято у творческих личностей?

      В кабинет сквозь каменную стену ворвалась стая нагло каркающих ворон, сделала короткий круг под потолком и ринулась к полу. Я тупо смотрел, как сбились в плотный ком, что тут же превратился в Карла-Антона с толстым фолиантом в обеих руках.

      – Не из пивной, – определил я, – что удивительно для человека искусства, если магия – искусство, как вы нагло утверждаете, а не чистая наука. Вы что, библиофил? Или библиовор?

      Он со вздохом облегчения опустил массивный том на край столешницы.

      – Ух, зачем такие тяжелые переплеты из меди с оловом… В палец толщиной, видите?

      – Это называется бронза, – ответил я. – Вы же человек искусства, должны восхищаться.

      Он уточнил:

      – Так алхимия ближе к науке?.. Во времена первого императора Гильдермеша верили, что чем толще переплет, тем надежнее удерживает заключенные в книге знания.

      – Знания нужно беречь, – согласился я. – И охранять от дафов.

      Я указал ему на кресло, сам сел первым и откинулся на спинку, выказывая, что мы не на официальном приеме, формальности в жопу, мы же маги, нам этикет не писан.

      Карл-Антон выглядит удовлетворенным, хотя лицо выдает усталость, даже изнуренность, то ли ночами устраивает оргии, то ли до утра сидит за книгами, разбирая старинные письмена. Вообще-то, мужчинам подобное интереснее оргий, хотя мало кто в этом признается из боязни показаться не тем, кого уважают.

      – Крупноватая у вас записная книжка, – сказал я. – Да садитесь же, дорогой друг! Кофе, вина?

      – Не откажусь, – ответил он. – В самом деле, забыл позавтракать… да и не обедал вроде.

      – И не ужинали, – досказал я. – Не поверите, но это знакомо. Приходилось, да…

      Глядя бараньим взглядом в столешницу, начал создавать чаши с вином, а вместо жареного гуся, от которого на страницах останутся жирные пятна, появилось мое любимое сахарное печенье, наполовину в шоколаде, наполовину в глазури.

      Чародей тем временем со звонким щелчком, словно ударила туго натянутая тетива арбалета, разомкнул цепочку, скрепляющую медные пластины переплета.

      От верхней пошло оранжевое сияние, медь на глазах превратилась в золото, неспешно взвились желтые искорки и заплясали, как мелкие комарики, над столом.

      Прозвучала тихая нежная мелодия. Я ждал молча, Карл-Антон с неодобрением покачал головой.

      – Это уже излишество.

      – Вся