Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого. Сергей Эдуардович Цветков

отдавали предпочтение перед смирением и, предавшись под покровительство христианского Бога, надеялись достичь величия и торжества над врагами¹³¹. Чтобы привлечь к себе эти грубые души, христианство должно было оставить в тени все, что могло казаться в Иисусе слабостью (близость с бедняками, проповедь смирения, крестные страдания и проч.), и явиться перед ними в образе Бога Сил,

      Христа-Вседержителя, почти полностью слившегося с Богом Отцом. Христианские миссионеры проповедовали в «варварских» странах не столько Евангелие, сколько единобожие. Христу одному предстояло превзойти могуществом и славой мириады богов национальных языческих пантеонов. И христианский Бог – Отец и Сын одновременно – вступал со всеми ними в состязание, являя свою абсолютную власть над природой и людьми в акте сотворения мира и человека, в триумфе Воскресения, на Страшном суде. За многие столетия миссионерской деятельности Церковь опытным путем установила, что именно эти страницы Библии воздействуют наиболее сильным образом на чувства и воображение «варваров». Не случайно соответствующие эпизоды занимают не менее четверти содержания летописной «Речи философа». Причем свой рассказ о воскресении мертвых и последнем суде, когда каждому воздастся «по делом его: праведным царство небесное, и красоту неизреченную, и веселие без конца, и не умирати во веки, грешником же мука огнена, и червь неусыпающий, тьма кромешная, и муке не будет конца», греческий «философ» подкрепил демонстрацией Владимиру «запоны» (холста с вышитым или нарисованным изображением), «на ней же бе написан страшный суд Господень, и показываше ему [Владимиру] одесную [справа] праведныя в веселии предъидуща в рай, а ошуюю [слева] грешники идуща в муку вечную». Пораженный услышанным и главным образом увиденным, Владимир «воздохнув рече: «добро сим одесную, горе же сим ошуюю».

      Здесь литературному персонажу по имени «Владимир» приписаны чувства, действительно испытанные десятками и сотнями тысяч живых людей, которые со страхом узнавали, что их посмертная участь находится всецело в руце Божией. У Владимира, рожденного и воспитанного на языческом севере, не было внутренней предрасположенности к христианству, как у его братьев, сызмальства находившихся при дворе княгини Ольги. Душе его для обращения необходим был сильный внешний толчок, и впечатляющая картина Страшного суда вполне могла дать его мыслям нужное направление.

      Стоит отметить, что тема загробного воздаяния присутствует в церковном уставе Владимира, который грозит ослушникам церковных правил «перед Богом… отвечати, на Страшнем суде, пред тьмами ангелов, и деже каждого дела не скрыються, благая или злая, идеже не поможет никтоже кому, но токмо правда избавить от вторыя смерти, от вечныя мукы… от огня негасимаго. Господь рече: в день месть воздам, содержащим неправду в разуме, тех огнь не угаснет, и червь их не умрет; сотворившим же благая [идти] в жизнь и в радость неизреченную, а сотворившим злая… неизмолим