Дневник законченной оптимистки. Елена Трифоненко

третье объявление – вербовка в проститутки, каждое четвертое – предложение вступить в секту какой-нибудь косметической фирмы.

      В раздражении захлопываю ноутбук. Кажется, мне срочно нужны антидепрессанты. Печеньки подойдут.

      Только подумала – глядь, я уже на кухне – вскрываю пачку курабье.

      – Я тоже хочу печеньку, – требует Алёнка, не отрываясь от выкладываемого на столе панно из сахара и чайных ложек.

      Перебарываю жадность и аккуратно прилаживаю к ее картине несколько курабьешек. Получается очень красиво.

      – Майя, куда ты дела минтая? – голосом опытного следака интересуется мама, елозя по старой терке ярко-оранжевой морковью.

      – Какого минтая?

      – Мороженого. Которого мы два дня назад купили.

      – Никуда не дела, – бормочу я. Не выкладывать же про кошку, уничтожившую пакет с минтаем почти полностью. – Я вообще не помню, чтобы мы рыбу покупали.

      Мама отправляет «обмылок» морковки в рот и, бодро похрустывая, взглядом выжигает на мне затейливые узоры.

      Я дергаю плечами.

      – И чего ты так на меня смотришь? Куда бы я дела твоего минтая? В ванну выпустила? Или съела?

      Мать пожимает плечами и с обиженным видом принимается за рубку лука.

      «Дозу антидепрессантов надо повышать», – решаю я и запихиваю в рот еще несколько печенюшек. На душе заметно легчает, меня даже тянет на светские разговоры. Я несколько раз перекатываюсь с пяток на мыски и обратно и глубокомысленно констатирую:

      – С работой тухляк.

      С маминых ресниц срываются две симметричных слезинки, трогательно скользят по щекам. Я внутренне сжимаюсь.

      – Мамочка, ты чего? Расстроилась? – Я подскакиваю к матери и осторожно глажу ее по спине. – Не переживай ты так, я обязательно что-нибудь найду.

      Она шмыгает носом.

      – Вот ведь зараза! Как глаза-то ест. Не лук, а какое-то химическое оружие. – Мама неуклюже утирается рукавом и поворачивается ко мне. – Чего ты там сейчас бормотала, я прослушала?

      Молча забираю у нее нож и доску и быстро дорезаю остатки лука; на душе скребут кошки.

      К девяти часам вечера, после еще одной вылазки в Интернет, на федеральные сайты поиска работы, чувствую себя совершенно вымотанной и мечтаю о спячке. Как у медведя. По закону подлости Алёна бодра и весела, перевоплотившись в ромашку, скачет на одной ноге и отказывается ложиться.

      Я решаю «купить» себе сон. Чтобы родная мать не подвергла меня остракизму за педагогическую несостоятельность, закрываю дверь в комнату, после чего говорю:

      – Алёна, зайка, если ты прямо сейчас угомонишься, я разрешу тебе лечь со мной.

      Дочь аж пищит от радости. Она, в отличие от своей бабушки, не считает, что сон с мамой превратит ее в инфантильного заморыша. Мы быстро переодеваемся в пижамы и устраиваемся в обнимку под верблюжьим одеялом.

      – Спокойной ночи, – приказным тоном говорю я и с восторгом закрываю глаза.

      Минуту Алена честно пытается уснуть, потом начинает ерзать.

      – Ты не спишь?

      – Сплю.

      Она