Бронзовый мальчик. Владислав Крапивин

до двадцати узлов… – с той же ленцой продолжал штурман. Массовик Кирилл Георгиевич, не забывавший занимать подопечных пассажиров, интригующим голосом задал вопрос:

      – Кстати, кто скажет, что означает эта скорость – узел?

      Кинтель хмыкнул про себя. Высовываться не хотелось. Какой-то дядька у него за спиной басовито провозгласил:

      – Это, как я понимаю, одна морская миля в час…

      – Абсолютно верно! – обрадовался Кирилл Георгиевич. – А кто скажет, велика ли она, эта миля?

      – Что-то около двух километров, – отозвался дядька.

      Кинтель не выдержал, сказал насупленно:

      – Тысяча восемьсот пятьдесят два метра…

      Тут оживился штурман:

      – Точно! А откуда взялась эта некруглая величина?

      Кинтель размышлял: говорить дальше или не стоит? Чего хорошего, когда все на тебя глазеют?.. И в этот момент раздался голосок Салазкина:

      – Минута географического меридиана…

      С ума сойти! Откуда он знает про меридианы-то? Кинтель скосил взгляд. Папа Денисов что-то тихо говорил сыну. Подсказывал? Мама поправляла у сына широкий воротник свитера.

      Тогда Кинтель сообщил, глядя сквозь стекла на открытый горизонт Белого озера (синий, в солнечных облаках):

      – Деления минут откладываются на боковых краях штурманских карт. Чтобы легче было измерить расстояния… – Все-таки он был внук деда, который в молодости плавал на океанских судах. Да и читал про флотскую жизнь Данька Рафалов немало…

      Штурман оживился еще больше:

      – Тут, я смотрю, знатоки…

      – Это меркаторские карты, – сообщил Салазкин. Такой вот восьмиили девятилетний пацаненок, где-то нахватавшийся морских познаний.

      Кинтель не ощутил ни зависти, ни досады, но появился хмурый азарт. Кинтель выговорил:

      – На этих картах прямоугольная сетка координат. Вот как тут, на пульте… – И не удержался, опять бросил взгляд на Салазкина.

      Тот смотрел своими широкими глазами с веселым интересом. И словно бы с желанием познакомиться. Но Кинтель отвернулся.

      – Прекрасно! – радовался Кирилл Георгиевич. – Сейчас не будем тратить порох, а скоро устроим конкурс морских знатоков. Я думаю, такие найдутся и в других группах. Победителю – приз…

      Состязание устроили через два дня, накануне прихода в Ленинград. Опять было зябко и пасмурно. Ладога катила под низким небом плоские зеленоватые валы. Слева тянулся еле заметный низкий берег, справа и впереди был открытый горизонт. Чуть покачивало. В салоне уютно светились лампы.

      Дед был почему-то не в духе и в салон не пошел. А Кинтель пошел. Народу оказалось немного, хотя трижды объявляли по радио. Человек десять взрослых и столько же ребят.

      Кирилл Георгиевич вышел к пианино, словно к трибуне. И бодрым голосом выразил надежду, что здесь собрались знатоки морской истории и флотских премудростей. Сказал еще раз о призе, ожидающем победителя. Спросил, есть ли желающие позаседать в жюри. Нашлось двое: чья-то мама