Штрихкод греха. Марина Серова

«ирод» вряд ли слышал крики потрясенной женщины. Он уже был на довольно приличном расстоянии от нас.

      Я мягко отстранила от себя пенсионерку.

      – Успокойтесь, пожалуйста, – сказала ей, – я сейчас догоню его и верну вам вашу сумку.

      Женщина как-то обреченно махнула рукой. Какой-то старичок, проходивший мимо, с сомнением в голосе заметил:

      – Дык он уж далеко убег, не поймашь ты его, дочка.

      Но я, уже не слушая реплик других прохожих, мчалась за наглым мальчишкой. А он в это время уже приближался к автобусной остановке. Расстояние между нами стремительно сокращалось.

      «Молодец, Таня, хорошо бегаешь, – похвалила я саму себя, – вот что значит каждодневные пробежки. Так держать!»

      Подросток обернулся и, увидев, что я его практически уже догнала, вдруг круто развернулся и бросился вбок.

      Теперь мы с ним бежали по дворовой территории. Где-то совсем рядом оглушительно залаяла собака, и тут же показалась ее оскаленная морда.

      Мальчишка завопил, и его вопль слился с грозным рыком собаки. Я схватила паренька за руку и потащила за собой. А тут и хозяин собаки подоспел.

      – Развели тут своих волкодавов, – ворчливо заметила какая-то тетка, когда мы проходили мимо нее, – порядочным людям и ходить стало невозможно.

      – Я бы всех этих собачников постреляла бы вместе с их псинами, – подхватила ее соседка.

      Мальчишка, по мере того как мы с ним приближались к тому месту, где он вырвал из рук женщины ее сумку, принялся ныть:

      – А куда вы меня ведете… отпустите меня, я вам ниче не сделал… вы не имеете права…

      – Молчи уже! – прикрикнула я на него. – Он еще тут права качать будет!

      – Ой, помогите, люди добрые!!! – заорал вдруг мальчишка благим матом. – Меня похищают! Спасите! Меня на органы продадут!

      Вот ведь паршивец какой! Нашелся, шельмец, ничего не скажешь! И ведь кто-то может по-настоящему заинтересоваться, куда это я тащу мальчишку. Но нет, прохожие предпочитали идти себе своей дорогой и не обращали на крики никакого внимания.

      «Ничего себе, а если бы это было и на самом деле похищение? Никто ведь не придет на помощь, хоть разорись тут. Вот она, поговорка в действии: «Моя хата с краю – ничего не знаю», – подумала я.

      Когда мы подошли к пенсионерке, она безучастно стояла рядом с моей машиной и вытирала платочком глаза.

      – Как вы? – спросила я ее. – С вами все в порядке?

      Она молча кивнула.

      – Ну вот, я, как и обещала, возвращаю вам вашу сумку. – С этими словами я подала ей ее вещь. – А ты, малолетний преступник, – обратилась я к мальчишке, которого все еще продолжала крепко держать за руку, – извинись!

      – Ой, тетенька, – обратился мальчишка к женщине, – простите-извините, я больше никогда так не буду, вот правда не буду, простите-извините… вот не сойти мне с этого места… Тетенька, ну, отпустите же вы меня… – Это он уже повернулся ко мне и попытался освободиться от захвата. – Вот чем хочете, поклянусь, вот…

      – Ладно уж, – сказала я,