Женщины Гоголя и его искушения. Максим Акимов

и радости, побежал в кресла и сообщил эту новость покойному Станкевичу и еще кому-то из наших знакомых» [129].

      Публику в театре тем временем охватило возбуждение. «В одну минуту несколько трубок и биноклей обратилось в нашу ложу, и слова «Гоголь, Гоголь» разнеслись по креслам. Не знаю, заметил ли он это движение, только сказав несколько слов, что он опять в Москве на короткое время, Гоголь уехал» [130].

      С этого времени начинается дружба Гоголя с семейством Аксаковых, и в первую очередь с Сергеем Тимофеевичем, а дом Аксаковых будет всегда открыт для Гоголя.

      В середине мая этого года, выдавшегося необычайно жарким, Гоголь покидает Москву и направляется в Васильевку. Радостная встреча с матерью омрачилась, однако, плачевным положением, в котором оказалось домашнее хозяйство гоголевской родительницы, выдавшей свою старшую дочь за уже знакомого нам Павла Трушковского. Павел Осипович не имел средств, но задумывал прожекты. Человек он был, по всей видимости, неплохой, во всяком случае, заслужил любовь своей спутницы, да и с Гоголем очень хотел подружиться. Но теперь приятностям отношений с родственником мешали кое-какие обстоятельства. Впрочем, когда Николай Васильевич, приехав, увидал своего маленького племянника, которого ещё и назвали Колей в честь дяди, то сердце нашего классика растаяло довольно скоро.

      Досадными обстоятельствами, о коих идёт речь, были именно те, что уже упоминались в нашей книге (в самом начале), то есть случился аврал, а точнее сказать, финансовое фиаско с затеянным Трушковским кожевенным заводом, средства на который выделила тёща Мария Ивановна Гоголь. Предприятие оказалось более рискованным, чем представляли себе она и её незадачливый зять, ведь, продав часть земель, которые ей принадлежали, да к тому же собрав всю имевшуюся наличность, в том числе предназначенную на содержание подрастающих дочерей, деньги было решено вложить в новое дело, для которого нашёлся вдруг некий оборотистый фабрикант-компаньон.

      Гоголь, несмотря на молодость своих лет, с самого начала относился к этой затее с осторожностью, предостерегал родственников как мог. Когда же понял, что они не на шутку загорелись устройством кожевенной фабрики, пытался давать дельные советы в письмах из Петербурга (и, что любопытно, эти рекомендации и вправду были полезными и весьма конкретными). Гоголь настаивал, чтобы мать и молодой зять вели строгий счет деньгам, наладили сначала сам производственный процесс, то есть начали выделывать кожу (в помещениях имевшихся в имении подсобок) и получать первые доходы, а уж о возведении отдельных зданий позаботились бы во вторую очередь, а главное, не очень доверяли приглашенному «фабриканту».

      Но, к несчастью, никакие советы и предостережения не помогли, фабрикант оказался мошенником и улизнул, прихватив денежки, оставив Трушковского в дураках, а Марью Ивановну на мели, да ещё с большими долгами.

      И вот по приезде в родную Васильевку вместо желанного отдыха Гоголю на сей раз пришлось суетиться и думать о том, где бы раздобыть