К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые. Захар Прилепин

есть совершенно очевидные параллели: четвертый человек в Кремле, как известно, сотрудничал с братьями Самойловыми (поп-группа «Агата Кристи») и даже записал с ними альбом своих песен. Владислав Юрьевич у нас поет и сочиняет, если кто не знал.

      Самойловы – самые отвязные декаденты нашего времени, со своей мрачной эстетикой умирания, размытыми красками мира, тотальным упадочничеством и прочими атрибутами того, что породило, к примеру, русский символизм в конце XIX века.

      К тому же один из альбомов «Агаты…» так и назывался – «Декаdance». В том смысле, что тоска у нас все та же, что в начале прошлого века, но теперь мы еще и танцуем при этом.

      Тексты Владислава Суркова – явное декадентство: «Светел ли твой свет? / Мрачен ли твой мрак? / Не вспоминай ответ, / Это я так… / Так ли твоя месть / Алчна, как в те дни? / Не говори мне, здесь / Мы не одни… / Дети среди ржи. / Смех на краю сна. / Даже в моей глуши / Ты мне слышна…»

      Сурков отдаленно напоминает трагический типаж, сформировавшийся в начале ХХ века: некий юноша, посещавший в юности «Башню» Вячеслава Иванова, литературные среды у Мережковского и Гиппиус, веселые концерты футуристов, потом, в годы Гражданской войны, неожиданно объявляется в кожаной куртке в гулких коридорах Кремля. Безжалостный и беспощадный, как вылитый в черном металле апофеоз русского бунта, который в определенной, наивысшей точке превращается в свою противоположность – полное омертвение живой ткани.

      Где он провел эти странные годы, между последним посещением литературных сред и нежданным появлением на вершине власти, – не совсем ясно, да и не важно.

      Основная черта этого типа – стремление к декадансу и преодоление декаданса. Я, конечно же, говорю о внешнем преодолении.

      Говорят, что Сурков учился в Московском институте культуры и бросил его. Говорят, что он выступал в качестве литературного обработчика всевозможной романной беллетристики. Не важно, правда ли это. Важна суть: появление подобных слухов неизменно имеет под собой почву. Хоть какую-то. Никто не будет подобные слухи распускать о любом другом жителе Кремля. Не те типажи.

      Сурков – иной.

      Что-то почти невыносимое вечно раскалывает этот тип людей: с одной стороны, они всегда презирают всевозможную богему, вялых поэтов со слабым рукопожатием, поэтические томления и рефлексии; с другой – их мучительно тянет в сообщество людей культуры, привлекает терпкий вкус тления, сладостное и столь точно формулируемое – хоть в музыке, хоть в поэзии – ощущение распада.

      Быть может, на этом фоне они особенно остро чувствуют свою ледяную волю, свое, видите ли, право на власть и на все дела, сопутствующие внедрению повсеместного – в их понимании – порядка.

      Ну и, конечно же, к самому понятию «декаданс» они относятся крайне негативно. И декларируют это…

      Однажды мне довелось встречаться с Владиславом Сурковым в Кремле. В составе группы российских писателей.

      У Суркова мягкие движения и улыбающиеся глаза, которые смотрят собеседнику в переносицу, от чего возникает ощущение, что