Очень синий, очень шумный. Константин Наумов

в окно. На горной дороге небольшой фургон, обгонявший фуру по встречной полосе, ударил мой джип прямо в лоб. Так что я никогда больше не встретил мужа моей женатой женщины, ее дочь или ее саму.

      Точка на карте, пахнущая чаем

      Ее знали совершенно все – водитель такси ее знал, в магазинчике на углу, где Митя попросил воду – тоже ее знали: зашедший с Митей таксист сказал что-то на хинди – ее имя в середине фразы, хозяйка скривилась, замахала сухой рукой – она была здесь должна, деньгами должна и продуктами; Митя путался в мелких американских долларах, выкладывал на прилавок – доллары к долларам, пятерки – к пятеркам.

      Она должна была пареньку у магазина – за разбитое крыло мопеда, трем лендлордам – по нисходящей, от целого этажа у пляжа, до конченого клоповника возле горы и с общим туалетом. За время, пока она была здесь, деревня вывернулась, приросла к ней – пустыми обещаниями, долгами, мелкой ложью, в которую, возможно, она верила сама, а может быть – нет, Митя никогда не был уверен. Она должна была чешским мальчишкам на пляже – за уроки хождения по канату, в баре в долг не давали, но она должна была им зонтик. Митя штопал эту дыру – дешево, все дешево – там десять долларов, там полсотни – спасибо, господи, что взял деньгами.

      И она опять варила этот дикий чай, и Митю било белое, незамутненное бешенство, потому что она делала то, что было совсем нельзя, и так, как это было делать вовсе нельзя, – ложь, беспорядок, невыполненные и невыполнимые обещанию. Самообман. Он приходил, стоял на пороге, говорил гадости дрожащим голосом и уезжал обратно – в город; в деревню ездил каждый день: первые три дня полицейского не было – на празднике у родственников. Потом полицейский уже был, но Митю не принял – набивал цену. Потом они сели, полицейский держал гневное лицо, угрожал ей тюрьмой, потом не выдержал и улыбнулся, протянул руку – «Суреш». Справка обобщилась совсем недорого, настоящая справка, они проехали по всем лендлордам, везде взяли подписи, только регистрацию Суреш поставил задним числом – и все.

      В Мумбаи был отель – рядом с посольством, чтобы далеко не ходить, и консул приятный, справку сделали за два дня – штраф уже в аэропорту и самолет. Митя попросил разные места, сидел впереди, чтобы выйти раньше нее и не видеть вовсе; где-то над Афганистаном – самолетик полз по карте мимо квадратика «Кабул», стюардесса принесла отвратительно пахнувший благовониями стаканчик – «вам просили передать».

      Митя молча покачал головой, но встал, посмотрел назад – всего несколько рядов от него – там уже смеялись, передавали друг другу чай, кто-то лежал с закрытыми глазами и очень важным видом – наверное, после акупунктуры, салон свернулся вокруг нее, как та деревня: с кем-то подружилась, кому-то дала мантру от боязни полетов, какого-то ребенка научила уже, наверное, складывать журавликов из инструкции по эвакуации. Наверняка уже набилась ехать с кем-из аэропорта.

      Через год с небольшим был Непал, но не деревня, а меленький смешной