Дети гранитных улиц. Вад. Пан.

частью его натуры, была способность уходить от любого спора. Кроме того, что он вообще не считал нужным кому-либо что-либо доказывать, он не испытывал потребности в столь естественном для сверстников полемическом самоутверждении.

      Достигалось это простым, но очень эффективным приемом – он во всем соглашался с оппонентом.

      – Пана, ты что трусишь? Тебе слабо? – кричал забравшийся на забор однокашник по кличке Урри.

      – Трушу. Слабо, – чистосердечно признавался Пана, которому совсем не хотелось туда лезть.

      – Ты что, дебил? – орал возмущенный сосед по парте, которому Пана нечаянно придавил ногу…

      – Точно, дебил! – подтверждал его предположение Пана. – На медкомиссии, правда, спорили: я дебил или кретин? Но сошлись на дебиле.

      Язык у Паны был подвешен хорошо, соображалка работала быстро, и в подобных перепалках, на своих условиях, он не проигрывал. Отказ от защиты своих позиций ставил оппонентов в тупик, и тема закрывалась сама собой.

      Так, в выпускном классе на комсомольском собрании за отказ мыть стёкла в классе, систематическое уклонение от общественной жизни школы, неучастие в жизни коллектива и как выяснилось, утрату комсомольского билета встал вопрос об исключении Паны из комсомола.

      Полным шоком для собравшихся стало заявление Паны, что он не только полностью согласен с предложением его исключить, но и не видит никакого смысла ни в своем пребывании в этой организации, ни в её существовании вообще.

      Воцарившуюся тишину через минуту нарушил лишь потяжелевший голос председателя:

      – Думаю, на сегодня мы собрание закончим… – и вполголоса, обращаясь к активу: – Зачем ломать парню жизнь?

      И Пану оставили в комсомоле. Через неделю он узнал, что его имя звучало с трибуны районного слёта комсомольского актива как пример честного и принципиального комсомольца, поставившего серьёзный вопрос как о своем месте в комсомоле, так и о роли этой организации.

      В школе было достаточно и хорошего, и плохого, но друзей он здесь не обрёл – были лишь одноклассники, с которыми он здоровался при встрече.

      Их он и считал друзьями, в основном за общую принадлежность к району Октябрьской набережной, места довольно глухого, куда еще не каждый таксист вечером брался отвести. Первый, школьный опыт обогатил Пану глубоким скептицизмом к любой иерархической организации человеческого общества.

      Кто знает, куда бы привела Пану дорога закоренелого двоечника и социопата, но из школы его путь лежал только в ПТУ. Нужно было как-то удовлетворять свои возрастающие потребности не за мамин счет, да и учиться ему порядком надоело.

      Пана имел городскую прописку, и в отличие от Аннушки, с которой он в училище и повстречался, мог выбирать себе профессию. И город предоставлял их огромное количество! Наиболее популярными были «художественные»: дизайн, декор, роспись дерева, фарфора, всё это было доступно только питерским. Иногородним доставались не столь популярные: литейщики, формовщики, операторы механизированных обработок.

      Училище,