Золотое колечко на границе тьмы. Владислав Крапивин

взяли карандаши. Держим правильно, свободно, как я вас учила, не стискиваем. Не скрючиваем пальцы… Со-ло-мон! Возьми карандаш, я сказала! И Тонкошеев! Ты второй год в первом классе, пора бы уже научиться. Теперь все попробуем нарисовать палочку. Начинаем вот отсюда, из угла верхней клеточки… и потянули вниз. Вот та-ак…

      Мел заскрипел по доске, расчерченной так же, как бумага. Посыпалась белая пыль. Появилась черта. Потом рядышком еще одна.

      – Вот та-ак… Все старайтесь.

      Первый «А» засопел над клочками бумаги.

      – Зачем это? – с тихим недоумением спросил я у соседки.

      Умная и серьезная Малеева шепотом объяснила:

      – Учимся буквы писать. По частям.

      – А-а… – дошло до меня.

      – Никто не разговаривает, все пишут… Соломон!

      Я склонился над бумагой и лихо изобразил на косых линейках частокол из разнокалиберных палок. Подумаешь, наука!

      Прасковья Ивановна ходила мимо парт. Наклонилась над нашей.

      – Молодец, Валя… А тебе, Славик, надо быть поаккуратнее. Смотри, как написано на доске.

      Я строптиво повел плечом, потому что всегда болезненно относился к критике.

      На втором уроке мы изучали букву «а» (правду говорили в субботу Галка и Семка!). Разглядывали ее в букваре, называли слова, которые с этой буквы начинаются. Прежде всего, конечно, "арбуз", который я ни разу в жизни не пробовал. В те времена арбузы в наш город не привозили: до того ли, когда хлеб по карточкам. Потом мы хором изображали, как кричит мальчик, когда уколет палец:

      – А-а-а!

      Это было самое интересное. Только непонятно, почему мальчик! Девчонки чаще орут, если больно.

      – А я кричу "ой-ёй-ёй!"– заявил маленький быстроглазый Боря Демидов (мы с ним когда-то были в одной группе детского сада).

      – Кто будет кричать неправильно, пойдет в угол, – утомленно пообещала Прасковья Ивановна. – И маме сообщу. Вот тогда будет "ой-ёй-ёй"…

      Вот так-то! Даже если тебе больно, кричать здесь надо по правилам. В школе все по правилам…

      А на третьем уроке началась вообще какая-то чепуха. Прасковья Ивановна вполне серьезно стала объяснять нам, что значит «меньше» и "больше". Она показывала два кубика – один с коробку "Казбека", другой со спичечный коробок – и спрашивала:

      – Кто скажет, который кубик больше? Поднимайте руки, не выкрикивайте… Витя!.. Правильно говоришь, молодец. А какой кубик меньше?.. Вова Панкратов!.. Верно, садись…

      Потом – то же самое с длинным и коротким карандашами, с крупным и мелким яблоками (они были, конечно, ненастоящие)…

      – А кто скажет, что больше: «один» или "два"?

      Я тихо изумлялся. Неужели Прасковья Ивановна за дураков нас принимает? Даже годовалый ребенок умеет отличить большое от маленького. Неужели такие вещи надо изучать в школе?

      Но мои одноклассники добросовестно поднимали руки, радуясь легкости вопросов и своему умению отвечать безошибочно.

      А Боря Демидов опять нарушил правила. Нетерпеливо покачал поднятой рукой и сообщил:

      – Бывает, что один больше, чем два.