Российские этюды – 2. Владимир Дараган

tle>

      Самолет Париж-Москва

      Париж красив и интересен, но Москва красивее и интереснее.

      Это была первая почти философская мысль, пришедшая в голову, когда в самолете стали разносить обед. Друзья, живущие в Америке, говорили, что не хотят летать в Москву. Ведь она стала другой: исчезли старые пятиэтажки, где все друг друга знали, исчезли скамейки, на которых они читали стихи девушкам, спилили тополя, которые в июне застилали тротуары белым пухом…

      – И хорошо, что этого больше нет, – говорил я. – Зато вокруг красота и удобства.

      – Мы Европу еще не объездили, где еще больше красоты и удобства.

      Я не спорил. Аргументы были, но зачем кого-то переубеждать? Кто знает, что стоит за чужими словами? Ты думаешь, что они о Москве, а оказывается, у кого-то просто живот болит или работа срочная.

      Вторая философская мысль была о зависти. Вдруг осознал, что завидую.

      Завидую энергичным, кто может говорить о Всемирном разуме и тайных кодах «Мастера и Маргариты» даже после шестого самолета.

      Завидую памятливым, кто запоминает цены, а потом дает дельные советы юным путешественникам. Я освоил покупку билетов в парижском метро, но сейчас только помню, что надо крутить какой-то цилиндр.

      Завидую тем, кто может без проблем питаться в Мак-Дональдсах или вообще ничего не есть для экономии и легкости духа.

      Завидую тем, кто может легко засыпать в незнакомой кровати, головой в любую сторону света.

      Завидую выносливым, кто может выпить бутылку вина, запить ее коньяком, а на следующий день глубокомысленно рассматривать «Купание красного коня» Петрова-Водкина.

      Я даже хотел записать эти «зависти», но решил лучше подумать о вреде путешествий. Главный вред – в странствиях наблюдается полное отсутствие великих мыслей о судьбах человечества и Вселенной. Мозг вообще не работает. Глупеешь с каждым днем. Если ты один, то лексикон сужается до «как пройти в библиотеку» и «сколько стоит». Перестаешь даже понимать, какой сейчас час. Спасает телефон, услужливо подсказывающий, что в Москве полночь, в Париже десять вечера, а в Миннеаполисе три часа дня. Одному вообще сложно. Общение минимальное. Через неделю можешь говорить только, что погоды стоят ужасные и овес нынче дорог. Через две недели и это с трудом. Эмоции? Представьте, что вы всю ночь разгружали вагон с углем, а утром решили признаться кому-то в любви. Это я о любование красотами новых городов.

      А что в плюсе?

      Ты идешь по набережной Сены, под солнцем светится Лувр, в голубую воду падают желтые листья тополей. Это можно увидеть и в компьютере, включив Google Street View. Но вот впереди молодая русская пара: она парализована, сидит в коляске и хохочет над рассказом мужчины. Ты запоминаешь это на всю жизнь. В Street View ты этого не увидишь.

      Люксембургский сад. Она сидит на скамейке и читает книгу, делая пометки карандашом. В саду она не для того, чтобы на нее обратили внимание мужчины. Она в самом деле читает книгу и наслаждается теплым вечером.

      Вечер, дождь, мужчина смотрит на машину, в которой уезжает женщина. Google размажет лицо этого мужчины, и ты никогда не узнаешь, что ему сейчас плохо.

      Ты усталый выходишь из дома, где жил Бальзак. Вроде мало что увидел, но теперь любая строчка, написанная писателем, приобретает новое измерение.

      Если ты не стоял в очереди к банкомату или в кассу «Ашана», то слова «банкомат» и «Ашан» – просто черные буквы на белом фоне. Слово «Кальвадос» звучит романтично, пока ты его не выпил и не убедился, что это обычная яблочная самогонка. Можно взять фломастер и нарисовать черный квадрат на белой бумаге, но это совсем не то, если рассматривать розовые трещины на картине Малевича под подозрительным взором смотрительницы зала.

      Чужой город. Прилетаешь, тебя никто не встречает, и вдруг понимаешь, что ты здесь никому не нужен. Твой приезд и отъезд пройдут незамеченными. Это плохо? Наверное, да. Так может не стоит тратить деньги, время, здоровье и эмоции для эфемерного дополнительного измерения, которое может появиться после путешествий? Ответа я не знаю. Но знаю, что помню каждый день таких поездок, а обычные дни сливаются в серый поток, разбиваемый только звонками телефона, голосом любимой или неожиданно выпавшим снегом.

      Ладно, хватит философии. Самолет уже стучит колесами по полосе, меня встречает любимый город.

      Собрание жильцов

      Пограничница хмуро шлепнула печать в российский паспорт. В последние годы на границе перестали улыбаться. По крайней мере, мне.

      – А чё тебе улыбаться, – сказал внутренний голос. – Ты на себя в зеркало посмотри!

      Из Шереметьева я ехал по новой, пока бесплатной трассе. В светлое сухое время трасса была великолепной. Ни в Европе, ни в Америке я по таким не ездил.

      – Знай наших! – сказал шофер.

      – Знаю, – сказал я, вспомнив дороги во Владимирской