Пасть. Виктор Точинов

кто в это время ее обхаживал? И ведь сегодня даже не позвонила, не узнала, как дела… Нет, тебе надо с ней разобраться. Ты сумеешь, я знаю. Вот завтра она приедет и…

      Он слушал внимательно и даже согласно кивал. А потом стремительно, неуловимо для человеческого глаза прыгнул вверх и вперед. Деревянный сплетник на этот раз не успел среагировать.

      Челюсти Колыванова с хрустом сомкнулись на гнусном фавне…

      Нет, это было нелакированное и пересохшее за век с лишним дерево. Зубы Колыванова почувствовали упругое, живое сопротивление застигнутой врасплох твари. И много еще чего успел он почувствовать за короткое мгновение своей смертоносной атаки: что сиденьем козлоногому служил сосновый пень и сосна была спилена недавно; что кусты, растущие на деревянной поляне чуть в отдалении, – лавровые и там, за кустами, невидимая из комнаты, спасается бегством стайка ланей, напуганных его яростным прыжком… Ему захотелось броситься вглубь, за ними и навсегда остаться там, на мягкой шелковистой траве, под солнцем, не грозящим свести с ума и выжечь глаза, остаться в уютном и тихом уголке, где нет спятивших агрессивных вещей…

      Ушло все так же быстро и неожиданно, как и явилось…

      Кем бы ни было деревянное существо, на этот раз он с ним покончил. Пень был пуст, рядом валялась сломанная свирель… Колыванов довольно ухмыльнулся – нижняя губа сползла вниз, обнажив клыки, из горла вырвались звуки, отдаленно похожие на булькающий смех. На торчащие из губ окровавленные щепки он не обращал внимания…

      Скоро они выпали, не оставив ранок.

      Глава X

      Спускаться по дурацкой лестнице было еще труднее, чем подниматься – но как-то он ее все-таки преодолел, может, скатился кубарем, может, лихо спрыгнул, приземлившись на все четыре конечности, – Колыванов сам не знал и не помнил, в ходе событий появились непонятные пробелы. Но сейчас в любом случае находился внизу, возле большого зеркала – за весь день он впервые приблизился к этому предмету обстановки, – и смотрел на собственное отражение, ожидая, что оно ему скажет. Что разговор состоится, он почему-то ни на секунду не сомневался.

      Зеркальный двойник не обманул его ожиданий.

      – Тебе не стоит подходить к зеркалам. – Голос казался удивительно похожим на голос убитого фавна, но звучал мягко, без ехидных ноток.

      – Почему? – тупо спросил оригинал. Удивительно, гортань, язык и губы слушались великолепно, говорил он как обычно – а может, ему это просто казалось.

      – Если начнешь всматриваться в свои глаза, в свою косматую морду – загипнотизируешь сам себя и не сможешь оторваться. Так и погибнешь. – Ничего осуждающего в словах обитателя зеркала не было. Ничего сочувствующего, впрочем, тоже – простая констатация факта.

      Косматая морда? Колыванов поднял руку и ощупал лицо, покрытое на удивление длинной, уже не колющей пальцы щетиной. Колыванов в зеркале не повторил этого жеста – он был чисто выбрит, бледен, под глазами лежали густые тени – такие густые, что казались нарисованными