Ласточ…ка. Маша Трауб

по специальности, Наташе предлагали серьезно подумать по поводу музыкального училища. Наташа отмахивалась, а Ольга доводила соседей гаммами.

      Когда Ольга поступила в училище – назло сестре и преподавателям, – Наташа вместо поздравлений скривила губы:

      – Ну и зачем? Чтобы всю жизнь в музыкалке просидеть?

      – У меня будет профессия. А у тебя что будет? – обиделась Ольга.

      – У меня будет муж, – весело ответила Наташа.

      Они сидели на кухне, и Ольга в этот момент посмотрела на мать. Та кивнула, соглашаясь со словами младшей дочери.

      Когда Наташа училась в выпускном классе, а Ольга – в училище, умер отец. Ольга, уже взрослая, спрашивала сестру, что она помнит из того времени. Наташа ничего не помнила. У нее было счастливое свойство памяти – забывать напрочь все плохое и помнить только хорошее. Ольга же, наоборот, хранила в подкорке головного мозга все обиды и переживания детства. Могла сказать, когда и за что мать ее избила, за какую провинность поставила в угол.

      Последние годы жизни отца она помнила отчетливо.

      Он начал пить. Задерживаться после работы. Ольга помнила, как мать обыскивала его портфель и вытаскивала оттуда початую бутылку водки. Как она скандалила, кричала, уходила из дома… Ольга надеялась, что навсегда. Но мать возвращалась. Ольга помнила и странные звонки по телефону, после которых мать начинала истериковать. «Истериковать» – это отцовское слово. Это значило, что мать орала на весь дом, бросалась в отца всем, что под руку попадется. Ольга понимала, что у отца есть другая женщина – она и звонила по телефону.

      Ольге почему-то нравилась та женщина. Она не могла объяснить почему. Наверное, потому что та нравилась папе. А значит, она не такая, как мама. Потому что такую, как мама, отец бы не полюбил. А если она не похожа на маму, то добрая и спокойная.

      Повзрослев, Ольга пыталась разобраться в своих чувствах к матери. С сестрой было проще – зависть и ненависть. А с матерью – нелюбовь, обида… Скорее равнодушие. Самое ужасное из всех вариаций – искреннее равнодушие. Как к постороннему человеку, которого ты видишь первый и последний раз в жизни. Потому что он тебе никто.

      В детстве Ольга терпела материнские «показательные выступления», в зрелом возрасте – оградила себя от них и от матери.

      Когда приходили гости или они шли к кому-то, мать как будто подменяли. Менялось все – мимика, поведение. Но главное – голос. Это больше всего злило Ольгу. Мать при посторонних всегда улыбалась, чего дома, без зрителей, никогда не делала. На посторонних она всегда старалась произвести впечатление милой, заботливой жены и матери. Сюсюкалась с дочками, даже с Ольгой, смахивала пылинки с пиджака мужа. Спрашивала у гостей, кто как поживает, говорила, какие замечательные, талантливые и красивые у них дети. Отвернувшись, поливала всех грязью. Жены друзей мужа, которым секунду назад мать делала комплименты, оказывались идиотками, стервами и блядями. Дети – дебилами и уродами. Всю грязь она выливала