Забудь о комплексах как мужчина, будь счастлива как женщина. Галина Артемьева

вокзале, там архитектура была изобретательная – дыры разделили низенькими перегородками, где-то метр двадцать, так что, когда сидишь и какаешь, видно голову. А вот дверей не было, только эти кирпичные перегородки так слегка изгибались, как в переодевалках пляжных… А поскольку это все же на вокзале, то страждущих до дефекации там тыщи, и вот представляете, тоже такое возвышение, на нем сидит квинтет или секстет какающих, а перед каждым отсеком – очередь. И каждый какающий смотрит такими расширенными глазами первому в очереди…»

      А вот мой фрагмент впечатлений на ту же тему: «В пору моей мятежной юности решили мы с другом отправиться на самолете в город Касимов Рязанской области. Полет происходил на „кукурузнике“, который швыряло, мотало, подкидывало и раскачивало каждую секунду нашего движения к намеченной цели. Дверь в кабину пилотов была беспечно распахнута. Видно было, как экипаж подкрепляется по ходу пьесы пивом, что почему-то уверенности в благополучном исходе воздушной прогулки не прибавляло. Все пассажиры, однако, как-то держались в рамках приличий. Кроме меня и охотничьей собаки, лежавшей у ног хозяина. Нас с ней неудержимо рвало на родную землю. И просто – рвало.

      Летели недолго, но когда рвать уже нечем, кажется, вечно летишь. Несмотря на мои худшие ожидания, приземлились благополучно. Охотник на руках вытащил собаку. Меня выволокли пропахшие пивом веселые пилоты и положили для отдыха на траву. Потому что весь этот Касимовский аэродром был просто большим полем, покрытым пыльной травой.

      Я немножко полежала, но испугалась, что выгляжу не эстетично, и кое-как поднялась. И поняла, что надо бы заглянуть в туалет. Умыться… и вообще… Нам указали направление, и мы отправились. Ошибиться было невозможно, ибо нас вел запах.

      Наконец показалось огроменное бревенчатое здание. Почему туалет надо было сооружать из вековых деревьев чуть ли не метрового диаметра, мне и по сей день неведомо. Но масштабы поражали. И вот я открыла дверь с соответствующей „говорящей“ буквой „Ж“ и обмерла.

      Моему взору предстал громадный зал со сценой. Все вокруг – обгаженная слякоть с едкими испарениями. Никаких кабинок нет и в помине. Справлять нужду надо на „сцене“! На нее надо взбираться по ступенькам, высоким таким, склизким. Без перил. А в полу этой „сцены“ – огромные дыры. Провалиться можно запросто, кроме шуток. Вполне реальная перспектива. Дыр этих в полу, наверное, с десяток. И над каждой дырой возвышается та, которая обозначена на двери буквой „Ж“. И деловито, бескомпромиссно, как несчастный слон в зоопарке, звучно делает свое дело.

      Вся эта инфернальная картина пробивалась сквозь смрадный туман. Освещено же это мистическое действо было единственной мутной лампочкой. При одной мысли, чтоб на сцену подняться и влиться в число участниц, меня охватил священный ужас. Я немедленно ретировалась. Но забыть не могу.

      Точно знаю, именно так должен выглядеть и пахнуть АД. И была эта картинка – увы – не единственной. Поэтому воспринималась как нечто органичное. Такое,