Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка. Михаил Черейский

мы с мамой никогда и не слышали.

      А потом случилось главное удовольствие этого дня: мы прокатились на тройке здоровенных лошадей с лентами в гривах и с колокольчиками. На облучке сидел вылитый персонаж фильма “Кубанские казаки” – в папахе, чубатый и усатый. Объехали всю выставку и один раз остановились по дороге, чтобы все могли полюбоваться на высаженный из цветов на огромной клумбе портрет Сталина. Около клумбы дежурили два милиционера, а над ней была растянута сетка. “Шобы птицы не безобразничалы”, – объяснил возница. Потом мы отломали кусок от нашей колбасы, не наелись, и мама решила, что ребенка пора кормить, да и до восемнадцати ноль-ноль оставалось всего часа три.

      Приехали мы снова на вокзал – ив ресторан. Нас не хотели пускать, но мама показала полученные от коменданта талоны, и мы очутились в огромном полупустом зале. Официантка сказала, что по этим талонам нам полагается по полному обеду из четырех блюд и что мы будем пить – коньяк, водку или крымский портвейн? Я сразу сказал: “Водку”, но мама цыкнула и попросила лимонаду.

      Официантка говорит:

      – Принесу лимонад “Крем-сода”, но если не отоварю талоны по полной, вы что, дама, хотите, чтоб меня уволили?

      Договорились, что водку с коньяком на двух старших офицеров она нам заменит на шоколад. И мы стали обедать. Ели-ели, половины не съели, и одну баранью отбивную мама тихонько завернула в салфетку и сунула в авоську к колбасе и прочему. Но официантка заметила и говорит:

      – Давайте я вам бисквитные пирожные в кулечек положу, дитё вечером за милую душу стрескает. – И принесла этот кулечек и штук пять больших белых шоколадин с выпуклым золотым якорем.

      Мама подумала и говорит:

      – Принесите вместо одной шоколадины пачку папирос получше.

      Я удивился: как же так, ведь у нас пол-чемодана напихано “Беломора” фабрики Урицкого, как папа наказывал. На что мне было велено отстать и лучше думать, как уберечь новую тюбетейку, купленную на Выставке в павильоне Таджикской ССР. Мы еще посидели до восемнадцати ноль-ноль и пошли к коменданту. Тот же солдат сбегал в камеру хранения и приволок наши чемоданы. Тут мама и дает ему красивую пачку папирос с тремя богатырями. Солдат покраснел, говорит:

      – Я не курю…

      Тогда мама отсыпала ему немножко конфет из пакета, а папиросы все равно сунула ему в карман. Он еще больше покраснел, схватил чемоданы, и мы пошли садиться в свой курьерский поезд.

      Он состоял только из купейных и мягких вагонов, а посередине – два вагона-ресторана один за другим. Наш купейный, как и в “Стреле”, был воинским, да и вообще две трети пассажиров-мужчин во всем поезде были в форме, и чаще всего в морской. Только солдат помог нам засунуть один чемодан под полку, а второй – на антресоли купе, пришли наши соседи: женщина постарше мамы и мальчик постарше меня года на два, звать Владиком. Наши мамы тут же разговорились, будто сто лет были знакомы, а Владик помалкивал, свысока поглядывая на мальца.