Путь к сердцу горы (сборник). Александр Мазин

ворения 1985–1988 гг.

      «В этой стране только мертвые сраму не имут…»

      В этой стране только мертвые сраму не имут.

      В этой стране только мертвым дано говорить.

      В этой стране, на развалинах третьего Рима,

      Только и свету, что спать да молитву творить.

      В этой стране, где свобода – не больше, чем право

      Сесть наугад в переполненный грязный вагон,

      И, затаясь, наблюдать, как меняет Держава

      Лики вождей на полотнах бесовских икон.

      В этой стране никому и никто не подвластен

      Данностью свыше. Почти не осталось живых

      В этой стране, где уверенность в будущем счастье

      Лишь у юродивых. (Бог не оставит своих).

      Где на объездах Истории жирные монстры

      Прут из земли, как поганки под теплым дождем;

      Серое делают белым, а белое – черствым,

      В этой стране…

      Но другой мы себе не найдем.

      «Снег не сошел – весны еще нет…»

      Снег не сошел – весны еще нет.

      Розовый шелк скользит по спине.

      Шелковый путь – теплый и длинный.

      Каплет на грудь сок мандарина.

      Что до весны: дни наши– заячьи.

      С мокрой стены Бог улыбается.

      Ночью в окно: гость. Или – чудится?

      Очень темно. Но мы не заблудимся.

      В завтрашнем дне – травы без запаха.

      Мед на спине смуглыми каплями.

      Над потолком – ночь. И топор ее.

      Бьет хохолком чучело ворона.

      Зеркало бед – демон полуденный.

      Нас еще нет, и мы не заблудимся.

      Здесь хорошо – гавань неспешного.

      Снег не сошел. Краски не смешаны…

      Капля стечет – не помешать ей.

      Губы в пучок – морда лешачья.

      Демон ночной вьюгой кору дерет.

      Очень темно. Но мы не заблудимся.

      Зимняя колыбельная

      Ветерок

      Ставенькой стучит о стекло.

      Спи, дружок.

      Все дороги к нам замело.

      Все пути

      Ныне охраняют твой сон.

      Снег летит.

      Кружится, почти невесом.

      Спи, малыш.

      Глазоньки закрой и усни.

      Снегом с крыш

      Падают пушистые сны.

      Мотыльком

      Огонек дрожит па стекле.

      Спящий дом

      Утонул в полуночной мгле.

      Спи, дружок.

      Вьюга унялась за окном.

      Снег пошел

      Белою пушистой стеной.

      Жар в печи

      Обжигать лицо перестал.

      Мир молчит.

      Может быть, он тоже устал?

      Ночь темна.

      В печке огонечек угас.

      Тишина,

      Обними, родимая, нас.

      Завтра в путь.

      По колено в белом снегу.

      Не уснуть?

      Спи, а я твой сон сберегу.

      «А в комнате пахло смолой…»

      А в комнате пахло смолой.

      Ах, нет, не смолой – канифолью.

      И гнал по паркетному полю

      Колесики пылн сквозняк.

      А в комнате было светло.

      Свет прыгал по комнате, весел.

      А шторы еще не повесил,

      А, может быть, вовремя снял

      Ее обитатель.

      Незлой

      Он был, и немного наивный.

      Он спал, и расслабленной ивой

      Текла на паркет простыня.

      И зяблик звенел за стеклом.

      Над выпуклым зеркалом лака

      Качались прозрачные злаки

      Вошедшего в комнату дня.

      А в комнате пахло смолой.

      «Четверг. Четвертый день недели…»

      Четверг. Четвертый день недели.

      Слепой волчонок, дочь метели,—

      Поземка льнет к колоннам ног.

      И взмыл, чеканно одинок,

      Излом плаща на медном теле

      Коня. Ночь снежит еле-еле.

      Мелькает мелких льдинок сеть.

      А воздух влажен, и броня

      Домов, как будто сетью трещин

      Подернулась. Преддверье вещих,

      К утру теряющихся снов…

      Разводы синего