Золотая лихорадка. Наталья Корнилова

позвонила.

      Не открывали долго. В подъезде было прохладно и тихо – ни звука. Сквозь выбитую форточку окна просачивалось пение птиц, отдаленный шум машин, чей-то голос надсадно кричал: «Ле-о-ошка, выходи! Ле-ошка, выходи!» Сердце гулко подпрыгивало, как накрытый ладонью воробей.

      Наконец послышались приближающиеся шаги, и низкий мужской голос спросил по-украински:

      – Якого биса?

      – Мы уславливались, что я приеду. Мария, из Москвы, – четко и без промедления ответила я.

      Тихий кашель. Зашумел, открываясь, замок, и на пороге оказался невысокий лысеющий мужчина средних лет. У него было круглое лицо, круглые же очки и покатые плечи. Брови мужчины круто взмывали вверх, будто когда-то он крупно удивился, да так и застыл с выражением вечного изумления перед жизнью.

      За его спиной возник второй: высокий, сутулый, широкоплечий, лет под сорок пять, с полуседыми волосами, стянутыми на затылке в хвост. Широкоформатные роговые очки, плотно сидевшие на переносице, придавали лицу этого второго озабоченное, преувеличенно внимательное выражение. Он вытянул губы трубочкой и сказал, чуть растягивая слова:

      – А мы вас ждали. Проходите. Коля, отодвинься от прохода. Проходите, располагайтесь. Сейчас будем говорить.

      – Говорить… Ну не молчать же! – буркнул круглый и откатился от двери, как некорректно задетый кием бильярдный шар.

      В квартире было прохладно, из кухни пахло квасом и укропом. Я почему-то подумала, что второй, с полуседым хвостиком, и есть Николай Петрович Кудрявцев. Но первые же его слова опровергли мое предположение. Все оказалось совсем не так. Николай был тот, кто открыл мне дверь. Он же проговорил вежливо:

      – Простите, Мария, кажется, во вчерашнем разговоре с вами я немного дал волю фантазии. Вы не обижаетесь на меня? – И, не дав мне и пикнуть, продолжал: – Вот и прекрасно. Тем более что сейчас не время личным обидам.

      – Хотелось бы, Николай Петрович, услышать то, что ни вы, ни ваша жена вчера не стали проговаривать мне по телефону.

      Он отчего-то вздрогнул:

      – Моя… кто?

      – Жена.

      – Аня?

      – У вас есть другие жены? – вопросом на вопрос, в лучших традициях Семы Моисеенко, ответила я.

      Он провел ладонью по лбу:

      – Ах, ну да. Простите, запамятовал. Это самое… был трудный день.

      – Практически женитьба Фигаро, – тиснул цитату высокий с седым хвостиком.

      – Вы хотели рассказать мне, что, собственно, произошло, – напомнила я.

      – Да-да, конечно, – ответил Кудрявцев. – О Родионе. Он приехал четыре дня назад. Не могу сказать, чтобы он цвел и пах, но особой озабоченности или недовольства я в нем не заметил. Впрочем, наш Родион всегда был человеком скрытным.

      «Это уж точно, – подумала я. – Скрытным – не то слово».

      – Он уже года два не приезжал летом на наши традиционные встречи здесь, под Нарецком. Я лучше расскажу с самого начала нашего знакомства, чтобы расставить все акценты. Чтобы вы лучше проникли в ситуацию. Значит,