Проходящий сквозь стены. Юрий Никитин

Какой район у вас, – сказала она сочувствующе. – Перебирайтесь к нам на окраину.

      – А мы и так на окраине, – сообщил я. – Только на другом конце. Город у нас почему-то большой и, эта, обильный. Только порядка в нем… как и раньше.

      – Так вы в Центре жили?

      – Дом на снос, – ответил я, – нам дали другую квартиру.

      – Хоть двухкомнатную?

      – Ее самую.

      – И то хорошо, – рассудила она. – Хоть и не Старый Центр, но в однокомнатной со взрослым сыном… За один раз отвезешь или за два захода?

      Я прикинул размер и вес кучи, ответил с оптимизмом, которого не чувствовал:

      – Постараюсь оттарабанить за раз. Ослов еще и не так нагружают!

      – Ну вот и хорошо, – обрадовалась она. – А оттуда позвони, ладненько? Если наберется до обеда заказов, приедешь, заберешь. Если после обеда, то уже на завтра.

      – Обязательно, – заверил я.

      С нагруженным рюкзаком, похожий на туриста, что собрался на покорение Северного полюса, я выбрался, застревая в каждом дверном проеме, ну кто такие узкие двери делает.

      По коридору навстречу топает, аки медведь, хозяин тайги, Павел Дмитриевич, бывший боксер-супертяжеловес, а теперь наш шеф: деловой, при галстуке, подстриженный и даже вроде бы подкрашенный. И пузо пока без тележки, хотя зеркальная болезнь на победном марше.

      – А, Виталий, – произнес он с театральным удивлением, – ты все еще у нас работаешь?

      – Как видите, Павел Дмитриевич, – ответил я смиренно, – прямо-таки тружусь!

      – А почему снова опоздал?

      – Поздно вышел, Павел Дмитриевич!

      – Почему не вышел раньше?

      – Уже было поздно выходить раньше…

      Он покачал головой:

      – Ох, когда же ты поумнеешь.

      – Что умные, – ответил я, уже начиная чувствовать, как рюкзак медленно вжимает меня в пол, как гвоздь в сырую глину, – лучше быть мудрым, вот как вы! Умные – это те, кто зарабатывает своим умом, а мудрые – те, на кого эти умные работают.

      – Эх, Виталий, Виталий… Вижу, не любишь ты трудиться, аки пчелка работящая.

      – Что вы, Павел Дмитриевич, – возразил я. – Прямо обожаю. Я так люблю свою работу, что могу часами на нее смотреть.

      Он снова покачал головой, вздохнул. В глазах укор, но, хотя он смотрит сверху вниз как директор еще и по причине своего роста, я всеми фибрами чувствую, что все карты у меня, а не у него. Он глава фирмы, но не понимает, насколько велико мое преимущество. Ему уже тридцать пять, почти старик, он выбрал свою дорогу и долго шел по ней, пока не встал во главе этой конторы. Не самой маленькой, но и от крупных очень далеко. Где-то в серединке, но не в самой середине, а где-то внизу серединки.

      Он уже конченый, подумалось мне с внезапным чувством абсолютного превосходства. Конченый, в смысле – закончился, это вершина его развития. Он глава фирмы и уже не станет великим ученым, не откроет средство от рака, не придумает антигравитацию, не станет великим музыкантом или футболистом, что обязательно предстоит