Давай поженимся! (сборник). Наталья Нестерова

виднелись огни площади, на которой находятся кинотеатр, ресторан и памятник пограничнику с собакой.

      Мы не заметили, откуда вышел детина, из какого проулка, мы смеялись и балагурили. И вот перед нами – огромная темная фигура. Пьяный двухметровый великан, ручищи как грабли, ноги – столбы. Он был страшен, точно ископаемое, восставшее из земли. Он смотрелся бы уместно только рядом с мамонтом.

      – О! Девка! – прорычало ископаемое хриплым басом. – Щас я ее…

      Далее он прорявкал, что со мной сделает, какими способами, в каких позах овладеет.

      Это было чудовищно страшно: ночь, лунные тени, пьяный насильник-гамадрил. Я не знаю, как выглядят обезьяны гамадрилы. Но мне кажется, что они огромны и свирепы. И не животные вовсе, а промежуточные существа, не из природы, а в природу – от человека к обезьяне.

      От ужаса у меня закаменели ноги. А у Вадима, напротив, спринтерскую скорость обрели. Бочком, бочком, вдоль забора припустил Вадим подальше от гамадрила. Но и от меня, естественно. Убежал.

      Минус на минус – будет плюс, шок на шок – антистресс, страх на страх – безрассудство.

      Я закричала во весь голос:

      – Папа!

      И, выставив руки кулаками вперед, пошла на детину. Папа – это с детства символ защиты. Мой муж, кстати, очень похож на моего отца.

      Не знаю, что меня спасло. Вопль «Папа!», если гамадрил сам был родителем? Моя отчаянная храбрость? То, что он был сильно пьян? Гамадрил мог меня убить щелчком мизинца, но когда я стукнула его в грудь, он вдруг не удержался на ногах, упал. Точнехонько на забор деревянный, забор не выдержал и повалился внутрь участка, на чей-то огород. Насильник барахтался на земле, как гигантский паук. Хотя самые ядовитые пауки не способны столь грязно ругаться.

      Я даже не сразу побежала прочь. Победа, скорая и неожиданная, саму меня потрясла. Удалялась я быстрым шагом, только на последних метрах перед освещенной площадью припустила.

      Вадима увидела сразу. Перепуганным зайцем, потерявшим ориентацию в лесу, он метался перед кинотеатром. В голове почему-то крутились зоологические сравнения: гамадрил, паук, заяц…

      Вадим подбежал, быстро и нервно заговорил:

      – С тобой все в порядке? Слава богу! Я так и думал, что обойдется. Что за город! Ни одного милиционера. Они только взятки брать горазды. Я ведь за помощью бросился, ты понимаешь? Ты веришь мне, Оленька?

      Я молчала. Шла домой и молчала. Даже плакать не хотелось. Только было очень горько: во рту, в глазах, в каждой клеточке тела. Вадим семенил рядом и оправдывался, от этого становилось еще горше. В последующие дни я тоже молчала. Он звонил – я клала трубку. Встречал меня после лекций, караулил у подъезда – я молчала, точно он невидимый и неслышимый, пустое место. Так мы и расстались.

      Когда Жанна вышла замуж за Вадима, у меня не было других вариантов, кроме как исчезнуть из ее жизни.

      Но ведь все это было тысячу лет назад, оправдываю я свое появление в доме Жанны. Мы повзрослели, стали циничнее, научились прощать