Ребенок. Евгения Кайдалова

непонятно откуда взявшееся презрение.

      – Инна, если будут какие-то проблемы, обращайся к Серафиме Гавриловне.

      – Конечно-конечно, Инночка, обращайся обязательно! – зачастила комендантша, цепко хватая меня за рукав, тыча рукой куда-то в конец коридора и подробно разъясняя, как ее в случае чего можно найти. Когда мы наконец попрощались и Серафима Гавриловна уже разворачивалась, чтобы идти в своем направлении, она вдруг снова неприятно улыбнулась и прошмыгнула по мне взглядом. Мне стало не по себе: словно меня в одну секунду ощупали чьи-то липкие руки.

      Когда мы с Антоном вошли в лифт, я подавленно молчала. Мой проводник по лабиринтам МГУ почувствовал это, нахмурившись, взял меня за плечи и развернул к себе:

      – Ты чего?

      – Эта Серафима… Как-то она странно на меня смотрела!

      – Странно смотрела? Да у тебя глюки!

      Я не могла не засмеяться, чувствуя приходящее облегчение: как хорошо, когда парой слов разом снимается проблема!

      – Точно глюки?

      – Точно!

      Как по команде я расслабилась и отдалась своему счастью – счастью жизни в МГУ, которое теперь со мной на много лет. Год жизни «зайцем» и подготовки к поступлению, пять лет учебы, три года аспирантуры… Девять лучших лет юности в лучшем изо всех возможных мест – разве это не чудо?!

      Мы вышли за чугунную ограду главного здания, перешли улицу и вошли в другую ограду – за ней размещались три гуманитарных корпуса, спортивные залы и площадки, магазин, столовые – еще один район необъятного города МГУ. Перед первым гуманитарным корпусом горел вечный огонь в обрамлении белых колонн, а рядом сверкал отражающий небо пруд, и везде на газонах сидели, лежали и даже просто валялись студенты. Пары обнимались на виду у всех безо всякого стеснения, и я представила себе, что когда-нибудь и мы с Антоном будем так же лежать у пруда, легко поглаживать друг друга и что-то шептать друг другу смеющимися губами.

      Зайдя внутрь серо-фиолетового здания, Антон повел меня к лифтам. Когда кабина опустилась и двери разошлись, я увидела очевидную, но совершенно невероятную для лифта вещь – телефон.

      – Вот, – гордо сказал Антон с видом человека, произносящего «Сезам, откройся!», – звони!

      – У меня ведь нет жетона…

      – И не надо! Звонишь, как по обычному межгороду: набираешь восьмерку, ждешь гудка – и номер.

      – Прямо так?!

      – А тут халява.

      Не веря в происходящее, я сняла трубку и услышала отдаляющийся голос Антона:

      – Я тебя подожду. Наговоришься – приезжай вниз!

      Я ехала наверх в полном одиночестве и ватными пальцами крутила диск. Возможность бесплатно звонить из лифта была уникальным просчетом университетской администрации (впоследствии эту ошибку исправили), но полностью находилась в рамках закона. Однако именно сейчас я вдруг осознала, в какую авантюру влипла, оставшись в Москве.

      Я набрала мамин рабочий номер и прислонилась к стене – мне нужна была опора. Несколько гудков. Затем:

      – Библиотека.

      Я не могла говорить: совесть вдруг разом