Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера (сборник). Андрей Шляхов

– трое дома.

      – Так не получится, – поправила Вера. – Тем, кто работает на ставку, непременно ставят в месяц несколько полусуточных дежурств – «восемь – двадцать два» или «девять – двадцать три». Владимир Александрович, помните Таню Пангину?

      – Такую не забудешь, – ответил за Данилова Петрович. – Ходячий тормоз, а не фельдшер.

      – Что за Таня? – заинтересовался Эдик.

      – Была у нас такая сотрудница, – начала Вера. – Фельдшер. Тупила по-черному где только можно. Врачи от нее просто вешались – дозировки путала, повязки накладывать не умела, к аппаратуре подойти боялась… Прозвище у нее было – «Ходячий тормоз». Так вот, она опоздала на свое первое дежурство. Помню, входит она в фельдшерскую к самому концу «пятиминутки» и на удивленный взгляд заведующего отвечает: «Разве я опоздала? Сейчас восемь двадцать, еще две минуты до начала смены». Не просекла, что «восемь – двадцать два» означает начало и конец смены.

      – А помнишь, как она у Федулаева спросила, глядя на рану: «Это мышцы или мясо»?

      – Ничего себе! – помотал лохматой башкой Эдик. – Как же ее на «скорую» взяли?

      – Чем-то приглянулась Сыроежкину – фыркнула Вера, отрицательно относящаяся к любому начальству за исключением Данилова. – Он любит таких – послушных, приторно вежливых и соглашающихся с каждым его словом.

      – А мы с ним друг другу не понравились, – сказал Эдик.

      – Бывает, – Данилов вспомнил, как сам устраивался на «скорую». – Что не поделили?

      – Я, по его мнению, слишком долго читал трудовой договор, прежде чем подписать, – ответил Эдик. – Он даже слегка нервничать начал, про очередь у кабинета вспомнил.

      – А ты чего? – поторопила рассказчика Вера.

      – Ничего – сказал, что в институте учили читать то, что подписываешь. Он ответил, что навряд ли из меня получится хороший выездной врач, а я сказал, что на худой конец устроюсь куда-нибудь заведовать кадрами.

      – Так и сказал? – не поверил Данилов, а Вера только ахнула.

      – Да, – скромно подтвердил Эдик.

      – Наш человек! – в приливе чувств, Вера хлопнула стажера по плечу.

      Тот слегка поморщился – хрупкая, изящная девушка, натренированная за шесть лет работы на «скорой», обладала прямо-таки недюжинной силой.

      – Готовься – за первый же косяк огребешь строгий выговор с занесением в личное дело, – предупредил Данилов. – Сыроежкин злопамятен, как кардинал Ришелье.

      – От судьбы не уйдешь, – махнул рукой Эдик. – А у вас, Владимир Александрович, выговоры были?

      – Семь штук, – ответил Данилов. – Причем, как правило, не за то, за что следовало. Например, первый свой выговор я получил за то, что у меня в машине были посторонние.

      – Пассажира подвезли?

      – Нет, отвез старичка с нестабильной стенокардией в госпиталь инвалидов войны, причем не в наш, а в тот, что в Медведково. Дедушка без жены ехать наотрез отказывался, а что ей было в госпитале делать, после того как я ее мужа в реанимацию сдал? В два часа ночи? Ну, мы ее обратно и прихватили –