Депутат за семь миллионов. Кирилл Казанцев

и русский выучить.

      – Да не видишь, он же чурка неотесанный, – засмеялась блондинка.

      – Пельмени? – наконец повторил официант, хотя было ясно, что слова не понял.

      – Водяру сперва принеси, – напомнила брюнетка.

      Официант удалился, на ходу бормоча под нос «пельмени», боялся забыть это слово.

      Ларин, сидевший за угловым столиком вполоборота к компании соотечественников, ненавязчиво к ним присматривался и чинно ел суп-гаспачо.

      На кухне ресторана, наверное, все же нашелся тот, кто разгадал «ребус» Янчевского. Ведь вернувшийся официант принес-таки равиоли.

      – Видишь, – обрадовалась брюнетка. – Они, как и наши чернозадые, только вид делают, что не понимают. Пельмешки!

      Официант поставил перед Янчевским рюмку, хотел влить в нее немного водки – клиенту на пробу. Вдруг не понравится? Но Паша прижал ладонью горлышко.

      – Полную лей! И телкам рюмашки принеси. А то они типа трезвые будут, а я вдребезги бухой?

      Ларин продолжал наблюдать за Янчевским. Следил он за ним с самого утра, а потому теперешнее хамство молодого политика его особо не впечатляло. И не такое вытворял. Правда, теперь хоть мата от него не слышал. Удивляло другое: в принципе люди типа Янчевского, когда надо, умеют вести себя относительно пристойно, но временами позволяют себе форменное скотство.

      Паша тем временем поставил полную рюмку на локоть и, поднявшись, громогласно произнес:

      – За Великую Россию! Гип-гип, ура! – после чего по-гусарски, с локтя, и выпил.

      По смыслу вроде бы все было правильно и идейно выдержано. Ларин и сам не имел ничего против величия России. Но «мелкий бес» Янчевский заражал вирусом похабства все, к чему прикасался. О любви к Родине ли, к женщине ли нельзя кричать, паясничая на публике. Любовь – она должна быть в сердце, в голове и в поступках.

      Водка, принятая на вчерашние дрожжи, быстро подействовала. Янчевский принялся нести девицам всякую муть, похваляясь тем, какой он «великий и ужасный». Троица явно начинала скучать, маяться.

      Ларин не мог взять в толк, какой смысл было ехать за тридевять земель в Испанию, чтобы пожрать водку и пельмени, если все это и на родине сделать можно. Вряд ли и сам Янчевский мог бы дать толковый ответ на этот вопрос. Наконец заскучавший Паша вновь подозвал официанта щелчком пальцев.

      – Ты, это… нам с собой собери. Пузырь еще один холодненький, ну и пайку. Мы на пляже догонимся.

      На этот раз Янчевский все же удосужился объясняться не только словами, но и жестами. Показывал на бутылку, на девиц и на пляж, видневшийся за променадом. Официант не заставил себя ждать, ему и самому хотелось поскорее избавиться от шумных и наглых посетителей, начисто выпадавших из формата ресторана «Эль Греко».

      Вскоре перед троицей уже стояла корзина для пикников, из-под белоснежной салфетки выглядывало запотевшее горлышко бутылки.

      – Могут же, когда захотят, – Янчевский заглянул под салфетку. – Службу рубят, даже рюмки положили.

      Паша