Жених со знаком качества, или Летняя форма надежды. Людмила Милевская

кабинета.

      Я с ужасом вспомнил, что сунул его в карман брюк, которые лежат под покойной. «К черту! Пусть звонят!», – зло подумал я. Однако, кто-то был слишком настойчив, да и Кристина занервничала:

      – Что, не можешь трубку найти? А вдруг это Макс? Сейчас тебе помогу!

      По звуку шагов я догадался, что она шлепает в гостиную. Как ужаленный сорвался с места и влетел в спальню. Старательно отворачиваясь от покойной, нащупал брюки, достал телефон и стремительно направился в гостиную. Панически боялся, что Кристина увидит труп и ругал себя последними словами, что до сих пор не врезал в дверь спальни замок.

      Как я ни спешил, но столкнулся-таки с Кристиной на пороге – ох и резвая у меня сестра. Для ее тридцати пяти даже слишком резвая. Правда, только тогда, когда дело касается ее Максика: лысого и пузатого шпендика. Кому только понадобился такой?

      – Что ты медлишь? – истерично взвизгнула Кристина, кивая на сотовый.

      – Сейчас, сейчас, – успокоил я сестру, выпихивая ее в гостиную и поспешно прижимая трубку к уху.

      И снова услышал голос с отвратительной блатнецой:

      – Ну че, козел? Попал? Или ты ще не понял?

      – Кто вы? – закричал я, но в трубке уже раздавались гудки.

      Кристина, затаив дыхание, стояла рядом. Покосившись на дверь спальни, я сказал:

      – Это не Макс.

      – А кто? – обиженно прошептала она.

      – Не знаю. Ошиблись номером.

      Мне было мучительно-больно видеть, как угас взгляд сестры. Так больно, что грязный блин ее лица не раздражал даже. Кристина растерянно застыла, скосолапив ноги, жалкая, похожая на воробышка. Она успела снять пиджак, юбку и блузку и стояла в одной комбинации. Сквозь тонкую ткань просвечивались сползшие чулки, врезавшиеся в тело трусики и лифчик с упавшей бретелькой. Все не комильфо. Передо мной была не чванливая светская дама, а моя сестрица, прелестная детка из далекой юности. Детка, слегка постаревшая. Мне было шестнадцать, а ей шесть. Я хватал ее на руки и подбрасывал в небо, а она от восторга и страха визжала…

      Как давно я не видел ее, свою детку. Пахнуло родным, давно забытым.

      – Кристя, – нежно попросил я, – иди на диван, поспи, малышка, а потом что-нибудь придумаем.

      Лучше бы я ее не жалел.

      – Ро-оби! – заскулила она, делая шаг ко мне и тычась мокрой щекой в халат. – Ро-оби! Как больно-оо! Я ему отдала лучшие свои годы! Он броси-ил меня-яя! Мама еще не знае-еет! Я бою-юсь! Я так бою-юсь ей говорить!

      Кристя была такая хрупенькая, маленькая, заморенная диетами… Мне стало стыдно, что я большой, но ничем не могу ей помочь.

      – Маме мы не скажем, – успокоил я сестру. – Пока не скажем, а там, может, вы помиритесь.

      Она потрясла головой:

      – Не получится. У Макса баба, она беременная, а я так и не смогла родить ему сына.

      «Никто не смог, наш род теперь совсем угаснет», – подумал я, вспоминая генную диверсию, устроенную мне родной матушкой.

      Раздавшийся внезапно звонок напугал нас: мы взвились, словно поддетые рогами черта.

      – Кто это? Кто? – забормотала Кристина и тут